Светорада Медовая. Симона Вилар
побаивается.
– Это Аудун-то берсерк? – подивился Стема. Ему приходилось сталкиваться с берсерком и поэтому казалось невероятным, что приютивший его Светораду благородный ярл может быть таким.
Но Нечай уже отошел от него, отдавая распоряжения. На оставшегося стоять Стему глянул с насмешкой.
– Ладно, лети, голубок сизокрылый. Я здесь наездами, а тебе тут жить, возможно, придется. Нечего особое раздражение у местных вызывать. С грязной работой я сам управлюсь, а ты пока ранеными займись. Хвала Перуну, что убитых нет. Но все равно трое у меня пострадали и один твой. Вот и отвези их в крепость. А Власа можешь тут оставить. Этот кровушку пускать любит, пусть и постарается для меня. Да еще с добычей охотничьей тебе надо разобраться. Не пропадать же добру, когда тут такое…
Стема согласно кивнул и пошел к своему коню. Когда уже сел верхом, увидел стоявшего в стороне Чику. Шамана предусмотрительный Нечай трогать не стал. Этот избежит наказания – свои же меряне накостыляют за неудачный набег, даром что тот беседует с богами. Меряне – люди простые, но зло им на ком-то сорвать придется. И не на русах же, которые и сильны, и с войском, и мерян защищают прилежно, и хлеб научили их сеять. Стема только махнул рукой шаману в шутливом приветствии. Однако Чика ответной радости не проявил, даже крикнул гневно:
– Теперь тебя наша Согда ни за что любить не будет!
Стема, дурачась, схватился за голову и проехал мимо, управляя конем одними коленями. А отъехал, и лицо помрачнело. Далась им всем эта Согда! Считают, что он тут всем обязан ее расположением.
Когда Стема покончил с делами и, сопровождая волокуши с ранеными и свежеванной олениной, подъезжал к Медвежьему Углу, у пристани, недалеко от впадающей в Итиль речки Которосли, уже покачивались давешние купеческие суда. Местные меряне обступили сошедших на берег купцов и бойко с ними торговались, предлагая пушнину и мед в обмен на заморские товары. Мерян тут было достаточно, потому что притаившийся за небольшой рощей у реки мерянский поселок был довольно обширным, бревенчатые родовые избы стояли рядами, над крытыми тростником кровлями поднимались дымки. Но Стеме надо было чуть дальше, к выступающему на реке мысу, со стороны которого сюда долетал звук стучавших топоров и скрип дерева. Тын, опоясывающий новый град, был почти уже окончен, только со стороны берега еще не установили длинные ограды из бревен, и в этот проем с дороги была видна высокая кровля большой дружинной избы. Стема с удовольствием глядел на нее, представляя, как однажды ему придется сесть тут за воеводу. Хлопотно это будет, зато и почетно. А там, глядишь, и Светку свою возвысит, нарядит в паволоки[84] заморские, окружит слугами, чтобы жилось ей вольготно и легко, чтобы не работала на других. Правда, видеться тогда они будут еще реже, вздохнув, подумал Стема. Поселить ее на реке, в столь неспокойном месте, где проходит торговый путь, он никогда не согласится, ибо тут его красавицу могут
Паволоки – тонкие ткани.