Я печален печалью разлуки. Николай Гумилев
и Гумилёв развелись в августе 1918-го. Но в заметках «О Гумилёве» Анна Ахматова замечает: «Когда в 1916 г. я как-то выразила сожаление по поводу нашего в общем несостоявшегося брака, он сказал: „Нет – я не жалею. Ты научила меня верить в Бога и любить Россию“». При советской власти Гумилёв ничего не изменил в своих взглядах, открыто заявлял о себе как монархисте. И хотя в политику никогда не вмешивался, в 1921 году был обвинен в соучастии в монархическом заговоре – «Таганцевское дело», и расстрелян 25 августа того же года вместе с другими шестьюдесятью обвиненными. По мнению Ахматовой, он был невиновен, и оказался жертвой провокации. Скорее всего, так и было, а после ареста дело просто сфабриковали.
По расхожим понятиям, для своего сына Анна не была образцовой матерью, но, тем не менее, сумела передать ему главное, то, что он сын своего отца. В доказательство приведем рассказ самого Льва Гумилёва о том, из-за чего он был арестован в 1938 году, будучи студентом университета, и попал в лагерь: «Лектор стал потешаться над стихотворениями и личностью моего отца. „Поэт писал про Абиссинию, – восклицал он, – а сам не был дальше Алжира…“ Не выдержав, я крикнул профессору с места: „Нет, он был не в Алжире, а в Абиссинии!“ Пумпянский снисходительно парировал мою реплику: „Кому лучше знать – вам или мне?“ Я ответил: „Конечно, мне“. В аудитории около двухсот студентов засмеялись. В отличие от Пумпянского, многие из них знали, что я – сын Гумилёва. Все на меня оборачивались и понимали, что мне, действительно, лучше знать. Пумпянский сразу же после звонка побежал жаловаться на меня в деканат. Первый допрос во внутренней тюрьме НКВД на Шпалерной следователь Бархударян начал с того, что стал читать мне бумагу, в которой во всех подробностях сообщалось об инциденте, произошедшем на лекции Пумпянского…».
Многие стихотворения Николая Гумилёва – «мысленный разговор с Ахматовой». Внутренняя связь обоих поэтов оставалась всегда. А неудачных подражательниц поэтессы, которых называл «подахматовками», Гумилёв любил высмеивать, ведь они порой практически вторили Ахматовскому «я на правую руку надела перчатку с левой руки», такими перлами, как «я туфлю с левой ноги на правую ногу надела». Так и остались эти воспоминания на долгие годы, порой счастливые, порой трагичные, всегда – живые.
Как странно – ровно десять лет прошло,
И не могу не думать я о пальмах,
И о платанах, и о водопаде,
Во мгле белевшем, как единорог.
В шумном вихре юности цветущей
«В шумном вихре юности цветущей…»
В шумном вихре юности цветущей
Жизнь свою безумно я сжигал,
День за днем, стремительно бегущий,
Отдохнуть, очнуться не давал.
Жить, как прежде больше не могу я,
Я брожу, как охладелый труп,
Я томлюсь по ласке поцелуя,
Поцелуя милых женских губ.
«Был праздник веселый и шумный…»
Был