Сквозь зеркало языка. Почему на других языках мир выглядит иначе. Гай Дойчер
не может вывести из языка, какие цвета могли воспринимать древние. Раньше всех прямо об этом заявил Эрнст Краузе, один из первых немецких последователей Дарвина. Но ярче всего эту идею выразил ученый-библеист Франц Делич, писавший в 1878 году: «Мы видим, по сути, не двумя глазами, но тремя: двумя глазами тела и глазом разума, что позади них. И именно в этом глазу разума происходит культурно-историческое прогрессирующее развитие чувства цвета».[103]
Проблема критиков – которых мы можем несколько анахронично окрестить «культуралистами» – в том, что предлагаемые ими объяснения казались столь же (если не еще более) неправдоподобными, как и анатомический сценарий Магнуса. Ибо как можно допустить, что люди, которые видели разницу между фиолетовым и черным, зеленым и желтым или зеленым и синим, просто не давали себе труда различать эти цвета в своем языке? Для большей убедительности культуралисты обращали внимание на то, что даже в современных языках мы используем идиомы, которые довольно неточно определяют цвет. Разве мы не говорим о «белом вине», например, даже если мы прекрасно видим, что оно на самом деле желтовато-зеленое? Разве у нас нет «черной черешни», которая темно-красная, и «белой», которая желтовато-красная? А «красные волки» разве на самом деле не коричневато-рыжие? Разве итальянцы не называют желток яйца «красным»?[104] Мы называем «оранжевым» апельсиновый сок, хотя он на самом деле абсолютно желтый[105]. (Будете пить – проверьте сами.) Мы можем добавить пример, который не пришел бы в голову людям XIX века: были бы расовые отношения между «темнокоричневыми» и «розовато-коричневыми» такими же мучительными, как между «черными» и «белыми»?
Но от нескольких разрозненных идиом было все же очень далеко до систематических «нарушений» в древних текстах, так что сам по себе этот аргумент был не очень убедительным. Поэтому культуралисты искали подтверждения своей правоты в другом направлении: не в самом языке, а в материальных предметах, которые показали бы, что древние видели все цвета. И в самом деле, одна древняя культура, казалось, предоставляла такие доказательства во множестве. Как объяснял один из культуралистов, достаточно краткого визита в Британский музей, чтобы продемонстрировать, что древние египтяне пользовались синей краской.[106] Любопытно, что Лазарь Гейгер в своей лекции 1867 года уже признался, что египтяне были исключением из почти всеобщей слепоты древних к синему. Он признавал, что у египтян был гораздо более изысканный словарь цвета, чем в других древних культурах и языках, и что у них были слова для «зеленого» и «синего». Но это только показывало, утверждал он, что постепенное улучшение цветового зрения в Египте началось гораздо раньше, чем в других местах. Ибо, в конце концов, «кто согласился бы считать архитекторов храма в Карнаке представителями примитивного состояния человечества?»
Более ценным свидетельством стал лазурит, драгоценный камень из гор Афганистана, высоко ценившийся
Delitzsch 1878, 267.
Игра слов: il rosso по-итальянски «желток», это обозначение происходит от rosso – «красный».
Игра слов: orange по-английски значит и «оранжевый», и «апельсин».
Allen 1879, 204.