Тэмуджин. Книга 3. Алексей Гатапов
выехав из-за увала, тоже заметили их, придержали коней и застыли неподвижно; видно было, что опасаются их.
– Не иначе, керуленские, – догадался Гулгэн, – видно, тоже пришли искать своих.
– А кому здесь больше быть, – проворчал Халан, прищурив глаза, пристально всматриваясь в них. – С южной стороны больше некому и делать тут нечего, кроме как убитых искать.
– Что будем делать?
– А что нам больше делать, мы своих ищем, они пусть ищут своих… Ну, давай разгребать, чего ты на них уставился.
Они снова взялись за дело, мельком поглядывая на нежданных людей. Те, помедлив и поговорив о чем-то между собой, слезли с лошадей, стреножили и начали разгребать бугорки на своей стороне.
– Такие же старики, как и мы, видишь, как спины сгорблены, – говорил Гулгэн, искоса поглядывая на них. – Детей так же вот потеряли, вот и мыкаются.
– Ты еще пожалей их, – зло усмехнулся Халан. – Кто бы нас пожалел… Ну, пошли дальше, чего ты опять встал?!
Он подошел к бугорку рядом с одиноким ивовым деревцем. Копнул два раза кнутовищем, смахнул снег и тут увидел знакомый край наплечника из двойной бычьей кожи, когда-то по краю изгрызанный мышами, вздрогнул. Переведя дух, он сбросил рукавицы и голыми руками стал разгребать слежавшийся снег, очистил, всматриваясь в лицо.
– Сын… Ну, вот где ты оказался… – Халан опустил руки, словно враз обессилел.
Он посидел молча. Лицо его стало строго, брови тяжело нависли над глазами, дрогнувшим голосом он сказал:
– Ну, сын мой, где твоя рана, лицом ты встречал врага или спину ему показывал?
Покойник лежал на боку, слегка согнув ноги под снегом, сложив перед собой руки, словно он мирно спал под овчинным одеялом. Халан взял рукавицы, начал счищать от смерзшегося твердого снега каменные от мороза доспехи и тут разглядел темное пятно на левой груди. Кожаный хуяг был продырявлен – он был пробит копьем – и кровь широким кругом очернила старую бычью кожу.
– Ну, вот, – зазвенел высоким голосом старик, – я знал, что мой сын не покажет спины врагу. Погиб лицом к лицу с врагом, по мужскому обычаю… Теперь все увидят, как он погиб, никто плохого не скажет… А сотника я за руку приведу и покажу… при людях спрошу у него, как он это оставил своего воина…
Старик Халан стоял на коленях перед мертвым сыном и говорил, говорил без умолку, будто забывшись в бреду, а Гулгэн смотрел на него, стоя в трех шагах, сочувственно качал головой.
– Ну, давай пока прикроем его снегом, – сказал, наконец, Гулгэн, – надо ведь и моего сына найти.
– Давай, давай… прикроем, – оторвался от забытья Халан, – и вправду, до темноты надо успеть все осмотреть… Полежи, сынок, мы тут рядом будем.
Присыпав труп снегом, они пошли дальше по низине. Копали молча, быстро переходя от одного к другому. Трупы валялись в самых разных позах: одни лежали ничком, уткнувшись лицами в землю, другие смотрели в небо – глаза были выклеваны птицами, у многих изгрызаны носы и щеки. У кого-то