Венецианский бархат. Мишель Ловрик
двигается, говорит и думает.
– Ты ведь венецианец, да? – однажды, в самом начале их совместных бдений, поинтересовалась она и тут же, без паузы, сменила тему.
В этом она была похожа на него, поскольку, еще учась в школе, он с необычайной легкостью, с налета усваивал все, оставляя далеко позади своего лучшего школьного друга Морто. Фелис вечно просил его:
– Помедленнее, Бруно. Наслаждайся и получай удовольствие. Не спеши.
Но это было не для него. Временами и Венеция была слишком медлительной для него. Ему казалось, что она никуда не торопится, намеренно отстает и даже хватает его за лодыжки, когда он быстрым шагом пересекал город. Бежать же было решительно невозможно; она неизменно подставляла ему подножку, заставляя спотыкаться. С нетерпением, которого больше никто не мог понять, он смотрел, как разглаживаются на песке птичьи следы после отлива. И подобное совпадение их жизненных ритмов заставило его ощутить еще большее родство и близость с Сосией. Очень немногие разделяли его порывистую стремительность.
Но от Сосии отставал уже сам Бруно, потому что боялся. Его воображение вело непрерывную борьбу с хорошими манерами; ему отчаянно хотелось задать ей такие вопросы, которым не было места в исключительно деловых взаимоотношениях. Лишь десять дней спустя Бруно отважился на то, чтобы попытаться обиняками выяснить степень ее родства с доктором Симеоном, для которого он готовил печатные оттиски. Разумеется, Бруно слышал о докторе, как и о том, что он слывет очень умелым и добрым врачом, хотя никогда не встречался с ним и не знал ничего о его семейном положении.
– Ваш отец предпочитает… – запинаясь, начал он.
– Мой муж, – коротко поправила его Сосия. – Хотя, разумеется, он намного старше меня.
Она взглянула на него, читая по глазам Бруно ту трагедию, что разыгралась у него в душе, с такой же легкостью, с какой гадалка ворожит над внутренностями. «Ага, – подумала она, подметив выражение мучительной боли на лице юноши, – все зашло очень далеко, куда дальше, чем я могла надеяться. Он очень мил, этот мальчик. Что ж, я помогу ему».
Она сказала:
– Едва ли я могу судить о том, что ему нравится; в сущности, я совсем не знаю его. Это был… брак по… – В притворном смущении она потупилась, но потом сделала вид, будто быстро взяла себя в руки. С вызовом пожав плечами, она добавила: – Я бы предпочла получить твой совет в таком важном деле. В конце концов, ты – чуткий и восприимчивый мужчина, который понимает печатное слово и его влияние на людей. Мой же супруг имеет дело исключительно с больными и умирающими, да и использует только руки. – Она деланно содрогнулась.
«И этими руками он касается тебя», – подумал Бруно, ужасаясь непристойности собственных мыслей. В этот раз он не мог дождаться, когда же она наконец уйдет. Для него это было слишком. После ее ухода он повалился на пол и прижался щекой к холодному мрамору.