Первая Мировая. Война между Реальностями. Сергей Переслегин
(С. Хаффнер).
Далее Гогенцоллерны более или менее осознанно начинают сборку Прусского государства. В 1660 году Восточная Пруссия освобождается от власти Польши (опять-таки не столько собственными усилиями, сколько благодаря шведско-польской войне), а в 1700 году курфюрст Бранденбургский становится королем Пруссии.[17] С этого момента все его земли становятся королевством Пруссия.
«Фридрих Вильгельм I, «наш величайший внутренний король», из собрания унаследованных им земель сделал не просто государство, а именно самое строгое, наисовременнейшее и наиболее продуктивное военное государство своего времени. (…) В этом деле соучаствовал дух времени – дух разума, государственного благоразумия, который тогда царил по всей Европе и благоприятствовал такому искусственному государству разума, как Пруссия; да, он стремился как раз к такому образцовому государству» (…) Суровое государство разума, грубо выстроганное, без шарма Австрии, без элегантности Саксонии, без самобытности Баварии; можно так сказать: государство без особенностей. И все же, говоря на прусском жаргоне: «в нем кое-что есть». Эта классическая Пруссия не пробуждает никакого восторга, если глядеть на нее снаружи, скорее антипатию, но во всяком случае она вызывает уважение» (С. Хаффнер).
Пруссия в свое время явила собой необычное государство дисциплины, подчиненности, военных упражнений, правильного чиновничества, лояльной аристократии, неподкупной, просвещенной и гуманной юрисдикции, одинакового для всех без исключения права, безукоризненного аппарата управления, требующего самоотверженности пуританства, отмеченного печатью кальвинизма и протестантства, и космополитического стремления к межконфессиональной свободе вероисповедания. Великий конгломерат идей, созданный четырьмя очень непохожими правителями, представлялся под понятием короны и территории в качестве единого целого. Пруссия характеризовалась тем, что она в отличие от сплоченных по национальному признаку стран должна была породить образующие и поддерживающие государство нормы поведения и существовала лишь благодаря им, и что она обладала никогда не отрицавшейся дифференциацией, и в качестве противовеса ей развила грубо наглядный принцип авторитарности. Не было никакой прусской народности, никакого преимущества «коренного» народа, никакого единого диалекта, никакого доминирующего фольклора. Многообразное как раз можно рассматривать в качестве существенного, даже если тем самым подчеркивается связующая и нивелирующая власть короны и государственной организации. Однако власть повелевала не по историческому или династическому праву, а, наоборот, исходя из способности к функционированию государственного целого, из достижений правящей династии, подчиненных институций и слоев народа. Государство определилось через поручения, которые оно давало каждому, кто в него включался и действовал для него. Оно предвещало насильственный экономический, социальный и культурный прогресс
Маркграфство Бранденбургское относилось к Священной Римской империи германской нации, и, как маркграф Бранденбургский, Фридрих I был подчинен императору. Это было номинальное подчинение, но стать королем маркграф никак не мог. Однако Восточная Пруссия не принадлежала империи: первоначально она входила в Орден, затем подчинялась Польше. Следовательно, после отказа Польши от прав на Восточную Пруссию, Фридрих I, как суверен суверенной территории, мог быть коронован. Курьезно, что больше всего сопротивлялся коронации немецкий Рыцарский орден, который давно лишился всех земель, но все еще существовал и был субъектом международного права.