Псы, стерегущие мир. Алексей Игнатушин
лишь Гором шел как ни в чем не бывало.
Из леса донесся протяжный вой. Лошади взвились на дыбы, испуганное ржание огласило деревню. Ждан кубарем скатился с седла, затылком больно шмякнулся – в ночном небе прибавилось звезд.
Буслай с руганью натянул поводья, утихомирил скотину. Мельком взглянул на спокойного Горома. Расспросить бы воеводу, где взял такое чудо, или оженить угольную громаду, может, приплод унаследует толику отцовской мощи. Правда, не мог вспомнить, чтобы Гором миловался с кобылами, будто и нет могучей стати.
Савка спрыгнул, помог Ждану подняться. Отроки не вернулись в седла и до дома шли пешком. Лют остановил коня возле гнутого плетня: свет луны превратил ветки в сплетенные кости, горшок на жерди – в череп. Пригляделся к закрытым ставням, и точно – щели сочились желтоватым светом.
Стрый оглядел близстоящие дома, сказал хмуро:
– Крепко спят. Каждую ночь, что ли, у них так воют?
Лют добавил воеводе в тон:
– Собак нет – странно.
Буслай соскочил на землю. Савка подошел, взял поводья. Гридень обратился к спешившемуся Люту:
– Как думаешь, что это в лесу выло?
– Не знаю. Неспроста выли, будто звали кого-то.
Буслай сдержал дрожь. Руки привычно сомкнулись на топорище.
– Кто в хату пойдет? – спросил он у Стрыя.
Воевода улыбнулся. Жутковато отразился от зубов лунный свет.
– Еще не догадался? – удивился Стрый деланно.
Гридень вполголоса ругнулся и выхватил топор.
– Савку возьми, а мы тут на всякий случай постоим, – добавил воевода.
Отрок поспешно кивнул. В свете луны лицо его было белее муки, булава в руке тряслась. Буслай взглядом велел держаться сзади и открыл калитку. Противный скрип петель хлестнул ночной воздух словно бичом. Гридень стиснул зубы, черные ругательства уткнулись в крепкий частокол и осыпались в горло.
Мелкими шагами Буслай пошел к крыльцу, Савка двигался на три шага позади. Его льняная голова постоянно вертелась, древко булавы жалобно скрипело под судорожным хватом пальцев.
– Чего таитесь? – громыхнул воевода. – Если есть кто живой, давно проснулся.
Буслай игнорировал оклик и пару раз ругнулся. Савка услышал ругань и покраснел так, что кончики ушей задымились.
Гридень подошел к крыльцу. Стена дома скрыла ночное светило, и в грянувшей темноте он едва отыскал дверь. В воздухе растаяли три стука. Буслай отступил, звеня кольчугой, расположил топор поперек груди, чтобы в случь чего…
Из-за двери раздался еле слышный голос:
– Входи, не заперто.
Буслай сглотнул ком, оглянулся на воеводу. Стрый насмешливо изломил бровь: мол, чего от меня хочешь? Да еще Лют, зараза, лыбится ехидно, его бы сюда… Савка глянул вопросительно.
– Держись сзади, – буркнул гридень.
Дверь со скрипом отворила нутро избы, освещенное лучинами: широкая лавка, рядом пустой стол, столешница покрыта многочисленными царапинами, по краю зарубки. Из правого угла на вход взглянуло устье печи, из вороха шкур и одеял наверху