Маркиза Бонопарта. Виктория Дьякова
что не может отправиться в Париж, очень скучая по Жозефине Висконти:
«Придворные шаркуны, а не генералы! – заметил тогда Бонапарт сердито. – Я продержу вас в строю до тех пор, пока вам не стукнет по восемьдесят лет. Вы рождены на бивуаке, на нем и умрете! Имейте это в виду, господа». Теперь уж император обязательно выскажет, что не только к Дюроку любовницы приезжают прямо на бивуак, но и к прочим – тоже.
Накинув серый сюртук на плечи, Наполеон прохаживался около своего рабочего стола и диктовал распоряжения Бертье. Вдруг прервавшись, он взглянул на Армана и быстро спросил:
– Что вы думаете о Барклае? Он завтра опять уйдет? – Наполеону не хотелось верить в отход русских армий от Смоленска, и он искал поддержку в Коленкуре.
Конечно, опытный дипломат, Арман мог покривить душой и поддакнуть, но он не стал.
– Я по-прежнему думаю, сир, что русские отступят, – ответил он, глядя императору в лицо.
Словно в подтверждение его слов со стороны Смоленска раздалось несколько мощных взрывов. Наполеон напрягся и замер.
– Похоже, сир, – осторожно предположил Бертье, – они взрывают пороховые склады перед… – герцог запнулся и стал нервно покусывать ногти. Он никак не мог решиться продолжить о том, что так раздражало Бонапарта.
– Что вы молчите, Бертье? – Наполеон на удивление отреагировал спокойно. – Раз уж начали, так говорите до конца: они взрывают склады, перед тем как покинуть Смоленск. – Вздохнул: – Я так и знал! – И он продолжил диктовать депеши.
Когда император наконец отпустил его, Арман де Коленкур, ненадолго простившись с Бертье, пожелавшим соснуть часок, направился к палатке, куда начальник штаба, по его словам, поместил Анжелику.
Внутри палатки было тихо. Приподняв полог, Арман заглянул в палатку.
Анжелика лежала поверх пунцового покрывала, расшитого серебряными звездами, освещенная двумя свечами, горящими за отсутствием подсвечника на простой деревянной подставке. Устав с дороги, маркиза заснула. Сон молодой женщины казался спокойным и безмятежным. Дорожная шляпа и плащ, небрежно брошенные, лежали рядом. Расстегнутый ворот бархатного сюрко открывал тончайшее кружево сорочки, сквозь которое просвечивала гладкая, чуть смуглая кожа маркизы и темнели соски груди. Голову Анжелика склонила набок, и ее пышные золотистые волосы раскинулись по покрывалу волной. Сомкнутые ресницы едва заметно вздрагивали.
Охваченный волнением, Арман приблизился к ней, стараясь ступать как можно тише. Но маркиза все равно почувствовала его. Едва он подошел и присел на край ее постели, она открыла глаза и, протянув руки, с нежностью обвила его шею.
– Я не отдам тебя ей, не отдам, – прошептала Анжелика, привлекая графа к себе. – Я отниму тебя и верну назад наше счастье! Я останусь здесь, с тобой, и что бы ни случилось – мы будем вместе. Среди крови и смертей мы найдем утешение в любви, а если судьба окажется немилосердна – мы погибнем вместе, Арман. Я так люблю тебя… Я все готова разделить с тобой. Я ничего