Маркиза Бонопарта. Виктория Дьякова
строго: – Ты вентерь[17] заготовил, как сговорено?
– Как велел, батько, все сделал, – подтвердил полковник. – Башкирцы там стоят, с калмыками конными. А две сотни ужо сабли навострили – погонят на них француза, только прикажи.
– Добре, – покачал головой Платов. – Вели мне коня подать. Сам твоих поведу. Ужо мы покажем французу кузькину мать!
– Покажем, батька! – По-детски широко улыбнулся Кутейников и, громыхнув кадкой, которую Ириньица оставила при дверях, вышел из горницы.
– Ну, с богом, – обратился к Анненкову атаман, нахлобучивая на лоб баранью шапку. – Поезжай к князю, ротмистр. И кралю французскую забирай. Скажи там Петру Иванычу придержать француза – придержим мы, пущай не волнуется он. Только б подкрепил нас маленько, коли мочь имеется: артиллерии бы нам. А то ведь бросили частью пушки мы за Днепром, вот как за Барклаем-немцем поспеть торопились. Может, еще гусар пришлет. Скажи там, ладно?
– Скажу, Матвей Иванович.
Услышав, как брякнули затворы на пистолетах, приготовляемых атаманом к бою, Алексей отдал генералу честь и вышел из горницы.
– Милок, милок, – устремилась вслед ему Ириньица. – Ты куда ж с пустыми руками? Хоть подарочек от атамана князю Петру Ивановичу прихвати. Вот собрала я, что бог послал, гусака пряного да шамайки[18], пирожков еще… – Девица настойчиво вкладывала Алексею в руку угощение, завязанное в платок.
Ротмистр засомневался, стоит ли брать? Но отказать – неловко, знал, что обижаются сильно казаки, когда пренебрегаешь угощением их. Тут он вспомнил о французской незнакомке. Наверняка проголодалась. Пряником да коврижкой сыт не будешь. И решил взять.
– Благодарствую, барышня, – приняв узелок, ротмистр поклонился, а казачка, подбоченясь, со смехом зазывным прошла кругом, махнула юбкой – только пыль крылечная под каблучком окованным взвилась, и скрылась за дверью.
Алексей улыбнулся ей вслед – эка, какова! Такая не только Фильке голову заморочит, кого хочешь окрутит. Придерживая саблю, висевшую у ноги, он спустился с крыльца и поспешил к деревянной пристройке, где на стоге старой соломы оставил француженку.
Молодая женщина сидела, обняв руками колени, и покусывала травинку – лицо ее, с тонкими, немного заострившимися от пережитых испытаний чертами, выражало грусть. Завидев Анненкова, она встрепенулась.
– Все решилось, мадам, вы поедете со мной! Вы можете ехать верхом?
– Да, месье, я готова. – Анжелика поправила волосы.
– Вот, подкрепитесь, атаман прислал от своего стола, – ротмистр присел рядом с ней и развернул узелок.
Анжелике действительно очень хотелось есть, но она не решалась проявить свой аппетит при малознакомом офицере. Потому скромно взяла ломтик гусятины, отломила от него… И чуть не поперхнулась. Казацкая пища оказалась столь обильно сдобрена пряностями, что у маркизы с непривычки даже закружилась голова.
– Нет, нет, спасибо, – решительно отказалась она. –
Вентерь (
Шамая (