Беглый. Винсент Килпастор
вагонами уголь для плавильных печей.
Теперь я должен отколупывать ломом остатки угля от стен ямы, и отправлять его наверх для нужд шашлычной, имеющей какое-то не совсем мне понятное отношение к заводу.
Лом теперь мой новый напарник и друг. Пара ударов ломом – и яма наполняется мелкой чёрной угольной пылью, которая режет глаза и мешает дышать. Накалупав достаточное количество, я наполняю углем вагонетку-качели, и её волокут наверх неведомые мне силы.
«Бедные шахтеры!» и «Какого хрена мне не сиделось на зоне?» – вот мысли, которые рефреном навевает лом. Руки волдыреют на глазах. Ах Ленин, Ленин. Тебя бы сюда, вместе с гомиком Дарвиным. Труд из обезьяны сделал человека, а? Вот вам, вот вам, ломиком, ломиком-та, суки!
На зоне проверки-просчёты проводят два раза в день, на колонке – пять раз в сутки. Считают даже ночью. Сейчас менты кричат сверху – «здесь?» Потом они плюют сверху и уходят. Хочется курить, а ещё больше – хочется жрать.
Доскрипел до вечера. Спасибо, Вован, в обед скинул в яму бутерброд с жареным баклажаном. Все мои калории на целый день.
Да, это похоже на свободе огромная проблема – в зоне худо-бедно, а три раза дают пожрать. А здесь – свобода. Так что ходи голодный. Зарплату-то даже нормальным гражданам новой республики раз в пять-шесть месяцев выплачивают, что говорить про зэков вонючих. Хочу обратно в зону. Мне там готовое жаркое приносили прямо в хату. С салфеточкой, блин.
На хрен вот скажите мне сдалась такая амнистия?
Наконец, мой первый рабочий день подошёл к концу. Теперь в люльку, вместо угля, загружаюсь я сам и медленно, скорбно возношусь.
Здравствуй свет. Здравствуй, свобода. Теперь нужно только в душ. Эта вонючая угольная пыль въедается в шкуру, как татуировка.
Душевая колонки! Роскошь. Горячая вода все время. Курорт. Написано, что можно купаться с семи часов. Сейчас шесть тридцать. Поэтому, наверное, я тут один. Замечательно! Можно купаться с семи часов, а дверь в душевую открыта.
Значит, решаю я, наступило семь часов в одной отдельной взятой душевой.
Какая прелесть. Намыливаюсь и вспоминаю мою первую помывку в системе МВД джамахирии.
Я тогда уже провёл два месяца в тюрьме и мылся только частично, урывками холодной водой над унитазом камеры. Этот день буду помнить всю жизнь.
Начало было похоже на фильм про омон, ну, знаете, где менты врываются в помещение и от страха орут – тихо мол, все, на пол, работает омон!
Человек сорок, лежащих друг на друге в горячем смраде десятиместной камеры выдворили в коридор и погнали куда-то полубегом.
Так, наверное, гнали в газовые камеры лишних евреев.
Потом загнали в камеру где прямо с потолка торчали трубки с самодельными жестяными лейками и дали маленький черный обмылок. Все купались не снимая мадепаланов – чтобы невзначай не провести кому пеписькой по булкам. Непонятка. У первоходов много условностей этикета.
– Ты табличкя не видел на дверь? Душ – сем часов аткрыт. Чичас сколька?
Хамза снова стоял