Григорий Орлов. Грегор Самаров
преданностью мне и моей семье, преданностью, которую вы постоянно доказывали мне. Я убедилась, что целебное средство – не безумный риск, но верное спасение; доктор Димсдаль объяснил мне, как совершается опыт; я поняла его объяснение и поэтому верю ему.
– А я, ваше императорское величество, – сказал доктор Димсдаль по-французски с сильным английским акцентом, – ручаюсь вам головою за благополучный исход!
– Что значит голова какого-то чужеземца, принятая в заклад за жизнь великого князя и будущность государства!.. – произнес граф Панин, пожимая плечами.
– Вы правы, Никита Иванович, это не может служить достаточною порукою. Я решила оградить своего сына и наследника и весь мой народ от разрушительного действия страшной заразы, которая сгубила уже тысячи жертв; я убеждена, что средство доктора Дженнера предохраняет от нее. Но вы правы, граф Никита Иванович, – воскликнула она с воодушевлением, – голова чужестранца не может идти в залог за жизнь моих подданных, за жизнь цесаревича: императрица сама должна исполнить то, что она повелевает своему народу. Мать, предлагающая своему сыну целебное средство, должна прежде сама испытать его. Я прикажу сделать себе прививку доктора Дженнера, в пользе которой я убеждена, и лишь после того, как я лично на себе испытаю ее благотворное действие, попрошу и моего сына последовать моему примеру и прикажу всему своему народу избавиться таким простым путем от смертоносной заразы!
– Это невозможно, ваше императорское величество, совершенно невозможно! – воскликнул Панин. – Вы хотите подвергнуть свою жизнь такой опасности? Этого не должно быть, это должен решить правительствующий Сенат. Я уверен, что это высшее правительственное учреждение торжественно воспротивится подобному решению. Ваше императорское величество! Ваше доблестное самоотвержение не знает границ, – прибавил он, склоняясь пред гневными взорами императрицы.
– Сенат?! – воскликнула Екатерина Алексеевна. – Но если бы я была мужчиной и могла так же смело владеть мечом, как твердо я держу скипетр, и если бы я повела свое войско в кровавый бой – скажите мне, граф Никита Иванович, разве в этом случае Сенат, опасаясь за мою жизнь, вздумал бы удерживать меня, хотя бы я повела на смерть тысячи своих подданных? Сенат прославил бы геройское мужество полководца, а теперь, когда я хочу поставить на карту свою жизнь для спасения тысяч людей, неужели Сенат решится воспротивиться моей воле?
– Нет, ваше императорское величество, нет, это невозможно! – в свою очередь воскликнул Потемкин. – Что, если заблуждается тот врач, который еще не применил своего изобретения в своем отечестве?
– Нет, он не заблуждается, – возразила императрица, ласково взглянув на взволнованное лицо Потемкина, – он не заблуждается, так как на себе самом испытал верность своего средства. Поверьте мне, Григорий Александрович, – прибавила она, положив свою руку на руку Потемкина, – поверьте, что я ради какого-нибудь безумного предприятия не