Дело княжны Саломеи. Эля Хакимова
еще и глухая, и не слышит, как вы издеваетесь над несчастной!
– Вот эти точки и запятые определенно говорят о проблемах с речью, но не о полном ее отсутствии, – продолжал, ничтоже сумняшеся, князь. – Одну секундочку, это не картавость, это… да, совершенно верно, это акцент.
– Да кто ви такой ест?! – с заметным польским акцентом завопила вдруг женщина, выпучив глаза на Тюрка. Куда делись ее кроткий вид и благочестивое выражение невинного лица? Грушевский, открыв рот, во все глаза наблюдал за невиданным перевоплощением религиозной до ханжества книгоноши в разбитную и грубую бабенку, видавшую виды и тертую, как прошлогодний калач. Женщина распрямила угодливо согбенную спину и уперла руки в крутые бока. – Лайдак! Як сен поважашь! Как ви посметь оскорблять невинный пани со святыми книгами?!
– Судя по первой профессии, невинность не самая сильная ее сторона, – увлеченно воскликнул Тюрк, не обращая внимания на фурию, готовую выцарапать ему глаза и уже растопырившую для этой цели пальцы. – Обратите внимание на соединения между буквами в словах и расстояние между полями. Боюсь, из-за недостаточного самоконтроля и крайней вспыльчивости особа эта вряд ли будет процветать, промышляя без напарника, который сможет вовремя ее останавливать…
Тут дверь с грохотом отворилась, и давешний буфетчик, схватив мошенницу за шиворот, ловко выволок ее из купе, приговаривая на ходу:
– Простите, господа, не доглядел-с! Мешают тут господам, иди, иди, бог подаст!
Через секунду после того, как захлопнувшаяся дверь сыграла роль театральных кулис по завершении представления, публика опомнилась. Грушевский и Коля вскочили. Максим Максимович открыл дверь и выглянул в коридор, но не увидел ничего, кроме сиротливо поблескивавшей тележки с брошенными на произвол судьбы пирожками.
– Улепетнули! – восторженно констатировал Коля, выглядывая из-под локтя Грушевского. Преступников действительно и след простыл. Как им удалось моментально испариться в тесном коридоре едущего на всех парах вагона? Максим Максимович, потрясенный происшествием, уселся на свое место. Тюрк так ни разу и не отвлекся от картонки с каракулями.
– Но позвольте… как?! – не выдержал Максим Максимович, с изумлением вытаращившись на Тюрка. – Вы ведь ни разу даже не взглянули на нее!
– Зачем? – невозмутимо пожал плечами Тюрк. – Внешность, как и сущность, подделать проще простого, а вот почерк – совершенно невозможно.
– Да, вот вам и идиот! – хлопнув себя по коленкам, озвучил общую мысль Коля и радостно рассмеялся. Соня нервно хихикнула, скорее всего, не осознавая, каким странным образом впервые реагирует на происшествие. Невозмутимый Тюрк не обратил ни малейшего внимания на всеобщий восторг публики. Приподнятое настроение сохранялось у присутствующих на протяжении всего дальнейшего путешествия.
А поездка и сама по себе предстояла не лишенная приятности. Во-первых, летом всегда хочется устремиться прочь из пыльного,