.
возобновились знакомые звуки: ритмичный скрип.
Звуки шли почти каждую ночь, когда остальные засыпали, и Роджер особенно остро чувствовал собственную неприкаянность и ноющую боль от разлуки с Брианной. Сперва ему казалось, что не истинное человеческое тепло, не общности умов и сердец, а лишь животная тоска и потребность в утешении заставляла эти тела сливаться в темноте воедино. Хотя… существует ли что-то большее в принципе?
Но затем он услышал в тех звуках нечто еще, уловил слова нежности и стоны наслаждения, стал не просто созерцателем чужого счастья, но и в какой-то мере разделил их эмоции.
Конечно, это может быть любая из супружеских пар или случайные любовники, движимые похотью, однако Роджер вообразил, что это тот самый высокий светловолосый молодой человек и шатенка с открытым приятным лицом. Он видел, как они смотрят друг на друга на пристани, и продал бы душу, чтобы узнать наверняка, они ли это.
Глава 38
За тех, кто в море
Внезапно начавшийся мощный шторм не выпускал пассажиров из кают в течение трех дней, а матросы лишь на считаные минуты покидали свои посты, чтобы отдохнуть и немного поесть. Когда все закончилось – буря оставила «Глориану» в покое, и небо над ней рассеялось, – Роджер с трудом побрел к своей койке. Не было сил, чтобы снять с себя влажную одежду.
Мокрый, помятый, покрытый соленой коркой и мечтающий только о горячей ванне и недельном сне, он нехотя откликнулся на свисток боцмана после короткого четырехчасового отдыха и, пошатываясь, приступил к своим обязанностям.
К концу дня Роджер был измотан настолько, что мышцы дрожали, когда он помогал поднять бочку с пресной водой из трюма. Он отковырнул крышку с помощью топора, собираясь черпаком отлить немного воды. Однако не удержался, плеснул пригоршню себе на лицо в надежде охладиться и после залпом выпил целый ковш, игнорируя главное морское правило, содержащее в себе противоречие: в открытом море воды слишком много, и в то же время слишком мало.
Люди, выносящие из трюмов фляги и ведра, чтобы наполнить их пресной водой, выглядели ужасно: бледные, как поганки, измученные тошнотой от морской болезни и запаха ночных горшков, все в синяках от нескончаемых ударов и тряски, во время которой их носило по трюму, словно бильярдные шары.
Вопреки всеобщей атмосфере слабости и недомогания, его старая знакомая беспечно танцевала, распевая:
– Семь селедок съест лосось,
Семь селедок съест лосось,
Кит лосося съест на блюде,
А кита съест чудо-юдо.
Девочка радовалась свободе и носилась туда-сюда, словно синичка. Глядя на нее, Роджер невольно улыбался, несмотря на усталость.
Она подбежала к перилам, встала на цыпочки и осторожно выглянула за борт.
– Как вы думаете, мистер Маккензи, это чудо-юдо морское устроило шторм? Дедушка сказал, оно бьет хвостом по воде, и получаются большущие волны!
– Я тоже так считаю. А где твои братья, a leannan?
– У них лихорадка, – спокойно ответила