Медовый месяц в Париже. Джоджо Мойес
рада, что все прошло удачно.
В ванной становится неестественно тихо.
– Ненавижу. Ненавижу, когда ты такая несчастная.
Она смотрит прямо на него. Видит его голубые глаза, его вечно растрепанные волосы, его лицо, которое он по привычке закрывает ладонями. Секундное сомнение, и вот она уже протягивает ему руку, которую он нежно сжимает.
– Не обращай на меня внимания. Я глупая. Ты прав. И я отлично понимаю, как важен для тебя этот заказ.
– Лив, так оно и есть. А иначе я ни за что бы тебя не оставил. Я уже много месяцев – нет, лет – тружусь над проектом. Если мне удастся его пропихнуть, то дело в шляпе. Я становлюсь партнером. И приобретаю известность.
– Понимаю. Послушай, не отказывайся от столика. Мы пойдем. После ванны мне наверняка станет легче. И мы сможем составить план на завтрашний день.
Он накрывает ее руку своей ладонью. Но ее мокрые от мыльной воды пальцы так и норовят выскользнуть.
– Ну… Тут вот какая штука получается. Они хотят, чтобы завтра я встретился с руководителем проекта.
Лив замирает.
– Что?
– Они специально вызвали его сюда. Прилетает самолетом. Они хотят встретиться со мной в их апартаментах в «Рояль Монсо». А что, если тебе сходить в спа-салон, пока я буду с ними? Спа-салон там наверняка потрясающий.
Она смотрит на него в упор:
– Ты серьезно?
– Совершенно. Я слышал, по оценкам французского «Вог», это лучший…
– Я говорю не о твоем чертовом спа-салоне.
– Лив, это значит, что они реально заинтересованы. И мне надо постараться использовать их интерес по максимуму.
Когда к ней наконец возвращается дар речи, ее голос звучит как-то странно глухо:
– Пять дней. Дэвид, наш медовый месяц всего пять дней. Даже не неделя. И ты говоришь, что они не могут подождать и провести встречу хотя бы через семьдесят два часа?
– Лив, это Голдштейны. Миллиардеры только так и не иначе ведут дела. Приходится подстраиваться под их расписание.
Она смотрит на свой педикюр, который обошелся ей в целое состояние, и вспоминает, как они с маникюршей смеялись, когда она, Лив, сказала, что теперь ее пальчики выглядят вполне съедобными.
– Дэвид, уйди, ради бога.
– Лив, я…
– Просто оставь меня одну.
Он поднимается с сиденья унитаза, но она на него не смотрит. Когда Дэвид закрывает за собой дверь ванной, Лив зажмуривается и медленно погружается с головой под горячую воду, чтобы ни о чем не думать и ничего не слышать.
Глава 2
Париж, 1912 год
Никакого бара «Триполи».
– Нет-нет, в бар «Триполи».
Эдуард Лефевр, при всей своей корпулентности, как ни странно, нередко напоминал малыша, которому сообщили о неминуемом наказании. Он обиженно посмотрел на меня сверху вниз и, надув щеки, сказал:
– Да будет тебе, Софи! Только не сегодня. Давай сходим