Спартак. Рафаэлло Джованьоли
пришли в замешательство.
– Клянусь богами Аверна, – крикнул могильщик Арезий, – меня-то ты не схватишь сзади, как бедного Гратидиана! Геркулес ты, что ли?
И он ринулся на Катилину, но получил такой страшный удар в грудь, что зашатался и рухнул на руки стоявших позади него; могильщик Лувений, также бросившийся на Катилину, упал навзничь у ближайшей стены, сраженный ударами мощных кулаков, которыми Катилина с быстротою молнии барабанил по его лысому черепу.
Женщины, сбившись в кучу, с визгом и плачем прятались за стойкой Лутации. Поднялась суматоха; люди метались взад и вперед, отшвыривали и опрокидывали скамьи, били посуду; стояли грохот, крик, оглушительный шум и гам, сыпались проклятия и ругань. Из другой комнаты долетали голоса Требония, Спартака и других гладиаторов, упрашивавших Катилину отойти от дверей, чтобы дать им возможность вмешаться в драку и положить ей конец.
Тем временем Катилина мощным пинком в живот свалил нищего Велления, который бросился на него с кинжалом.
При виде упавшего Велления враги Катилины, столпившиеся у дверей задней комнаты, отступили, а Луций Сергий, обнажив короткий меч, бросился в большую комнату и, нанося удары плашмя по спинам пьяниц, прерывисто кричал диким голосом, похожим на рев зверя:
– Подлая чернь, дерзкие нахалы! Всегда готовы лизать ноги тому, кто вас топчет, и оскорблять того, кто снисходит до вас и протягивает вам руку!..
Вслед за Катилиной, как только он освободил вход в большую комнату, ворвались один за другим Требоний, Спартак и их товарищи.
Под натиском гладиаторов вся толпа, которая уже стала отступать под градом ударов Катилины, бросилась со всех ног на улицу. В таверне остались только хрипло стонавшие Веллений и Лувений, распростертые на полу, оглушенные ударами, и Гай Тауривий, не принимавший участия в свалке; скрестив на груди руки, он стоял в углу около очага, как безучастный зритель.
– Мерзкое отродье! – кричал, тяжело дыша, Катилина.
Он до самого выхода преследовал убегающих. Повернувшись затем к женщинам, продолжавшим жаловаться и плакать, он крикнул:
– Да замолчите же, проклятые плаксы! На тебе, – сказал он, бросая пять золотых на стол, за которым сидела Лутация, печально подсчитывая свои убытки: разбитую посуду и скамьи, кушанья и вина, не оплаченные сбежавшими буянами. – На тебе, несносная болтунья! Катилина платит за всех этих мошенников!
В эту минуту Родопея, смотревшая на Катилину и его друзей расширенными от страха глазами, вдруг побледнела как полотно и, вскрикнув, бросилась к Спартаку:
– Я не ошиблась! Нет, нет, не ошиблась! Спартак!.. Ведь это ты, мой Спартак?
– Как!.. – закричал не своим голосом гладиатор, с невыразимым волнением глядя на девушку. – Ты? Возможно ли это? Ты? Мирца!.. Мирца!.. Сестра моя!..
Брат и сестра бросились друг другу в объятия среди воцарившейся мертвой тишины. Но после первого порыва нежности, поцелуев и слез Спартак вдруг вырвался из объятий сестры, схватил ее за руки, отодвинул от себя и осмотрел с ног до головы, бледнея и шепча дрожащим