Патриций. Джон Голсуорси
побыть лишнюю минуту с мужем, но когда она заглянула к нему, он был уже один; он сидел задумавшись, высокий, плотный, со степенным, малоподвижным лицом и недоверчивым взглядом, – человек скучноватый и ничем не примечательный для всех, кроме своей жены.
– Этот Куртье повредил ногу, – сказал он. – Не знаю, приятно ли будет твоей матушке приютить нашего врага.
– Но ведь он как будто свободомыслящий человек и довольно…
– Для Милтоуна совсем неплохо, что он очутился у нас, – не слушая ее, продолжал сэр Уильям.
– Что же, – вздохнула Агата. – Надо принять его как следует. Пойду скажу маме.
Сэр Уильям улыбнулся.
– Об этом позаботится Энн, – сказал он.
Энн уже заботилась об этом.
Сидя в оконной нише позади зеркала, перед которым леди Вэллис заканчивала свой туалет, она говорила:
Он упал из окна, потому что там был красный перец. Мисс Уоллес говорит, он заложник… А что такое заложник, бабушка?
Когда шесть лет назад леди Вэллис впервые услышала это обращение, она подумала: «О господи! Неужели я бабушка?» Это был удар; казалось, многому в жизни пришел конец; но трезвый женский героизм (ведь женщины куда быстрее мужчин мирятся с неизбежным) скоро пришел ей на помощь, и, не в пример мужу, теперь она уже нисколько этим не огорчалась. Однако она ничего не ответила внучке, отчасти потому, что, поддерживая беседу с Энн, совсем не обязательно было ей отвечать, а отчасти потому, что глубоко задумалась.
Человека покалечили! Разумеется, долг гостеприимства… тем более, что всему виной их же арендаторы! И все же принять с распростертыми объятиями человека, который явился сюда, чтобы восстановить всю округу против ее собственного сына, – это, пожалуй, уж слишком. Конечно, могло быть и хуже. Вдруг бы он оказался каким-нибудь радикалом из нонконформистов, они ведь просто невозможны! А этот мистер Куртье сам по себе довольно известен, занятная фигура. Надо позаботиться, чтоб он чувствовал себя как дома, покойно и удобно. Если взяться за это умело, у него можно выведать кое-что про ту женщину. Больше того, если она хоть что-нибудь понимает в людях его сорта, в которых всегда есть нечто от восточного благородства, их хлеб-соль обезоружит его как политического противника. Своим быстрым практическим умом леди Вэллис тотчас оценила все выгоды создавшегося положения, и хоть это был несчастный случай, она, при своей склонности во всем, что не шло уж очень вразрез с ее интересами и взглядами, находить «изюминку», повод для улыбки, и тут подметила забавную сторону.
В ее размышления ворвался голосок Энн:
– Теперь я пойду к тете Бэбс.
– Хорошо. Только сперва поцелуй меня.
Энн ткнулась своим дерзким носиком в мягкие улыбающиеся губы леди Вэллис.
Когда в тот день Куртье, опираясь на палку, вышел на площадку перед домом, он увидел, что навстречу ему по залитой солнцем лужайке к статуе Дианы важно шествуют три павлина. Птицы двигались