Корова (сборник). Наталья Горская
всё, отлеталась! – победно констатировал Никодимов.
– Наконец-то! – вздохнула Зинаида Олеговна.
– А почему именно в мою чашку? – растерянно заверещала я.
– Так это ж тоже мясо, Натаха! – обнадёжил Паша. – Диетическое!
– Дура ты, дура, – ругал муху Нартов. – Куда же ты в кипяток-то?
– А мне… мне её жалко, – виновато призналась Машенька.
– А нам нет, – пожали плечами мужчины.
Муха плавала в моей чашке, распластав крылышки и беспомощно перебирая лапками. Я поддела её ложечкой и выложила на клочок газеты. Вид у мухи был жёванный и помятый. Короче говоря, несчастный был вид. Причём настолько несчастный, что рука не поднималась её прихлопнуть. У меня, во всяком случае, хотя Паша уже было собрался лишить её жизни.
– Не сейчас, – остановил Нартов его занесённую для контрольного удара руку с толстенным журналом записи протоколов планёрок.
– Почему?
– Когда враг повержен, его не добивают.
– Бедненькая! – всхлипнула стопроцентно женская, без посторонних грубых вкраплений душа Машеньки.
– Надо подождать, когда она оклемается, – предложил Владимир Богданович. – А то в самом деле как-то нехорошо.
– Надо её на подоконник положить, – предложила Зинаида.
– Ага, а если простудится?
– С чего ей простудиться? У неё же нет органов дыхания.
– Как нет? А что же у неё есть?
Все стали вспоминать из школьного курса зоологии, есть ли у мухи лёгкие.
– По-моему, у неё только трахеи есть, – неуверенно сказал Паша.
– Трахеи тоже застудить можно. Я вот позапрошлым летом на рыбалке…
– Да тише, Илья Алексеевич. Она шевелится.
– Агонизирует.
– Ах!
– Не агонизирует, а конвульсирует.
– Тьфу ты! Дай-ка я её шмякну…
– Не дам! – решительно заявила я. – Она в мой чай спикировала, мне и решать, что теперь с ней делать.
– Да пусть она спокойно лежит, – махнул рукой на муху Владимир Богданович. – Главное, что не жужжит.
Муха всё так же лежала на гигроскопичной газетной бумаге, раскинув лапки в разные стороны, и вяло ворочала своими фасеточными, огромными по отношению к маленькому туловищу, глазами. Крылья её беспомощно висели, как уши спаниеля. Она даже пыталась встать, но каждый раз лапы её разъезжались в разные стороны.
Стихийное собрание техотдела судорожно постановило перенести муху на освещённый солнцем подоконник, предварительно закрыв фрамугу. Муху перенесли всем коллективом на развороте журнала выговоров за непосещение планёрок. Машенька выкроила ей миниатюрную перинку из кусочка марли для скорейшего высыхания, а Зинаида Олеговна пожертвовала мухе кусочек ваты в качестве одеяла. Все стали ходить исключительно на цыпочках и общаться шёпотом, словно в больничной палате, где болеет кто-то очень важный и дорогой для нас. Паша стал шёпотом спорить с Нартовым о длительности жизни мух, и они даже влезли во Всемирную Паутину, которая милостиво