Дендрофобия. Наталья Горская
дать корни по всей длине ствола, так что мы смутно теперь представляли, как отодрать их от земли. Поваленные тополя с огромным запасом жизненной силы в мощных стволах трогательно приготовились распустить свежие листочки на новых побегах, не веря, что их свежая листва может кому-то мешать. Их уже убили, но они продолжают жить, и терпкий запах первой листвы снова плывёт по округе.
Когда почва немного просохла, начались первые поджоги травы.
Весна с недавних пор у меня ассоциируется с запахом дыма. Я даже утеплитель с окон не снимаю до июня, особенно когда весна выдаётся тёплой и солнечной, так как становится совсем невозможно дышать. На улице постоянно жгут мусор.
Ещё во времена Брежнева повсюду висели лозунги: «Экономика должна быть экономной!», но тогда никто не экономил на зарплатах уборщиков и дворников, на бензине, чтобы не гонять туда-сюда мусоровоз. Теперь борьба с мусором ведётся с использованием тактики выжженной земли: авось, мусор сам сгорит. Поэтому на субботник нынче не лишним будет захватить не только ведро и грабли, но и противогаз. Никто уже не вопрошает, что неужели в наш век, которому предшествовала эпоха кибернетики и атомной энергии, нельзя найти хотя бы один грузовик, чтобы вывезти мусор. Потому что экономия всего и вся требует от людей вернуться в эпохи, когда человек ещё не придумал ничего лучше метлы.
К тому же в некоторых отечественных умах почему-то плотно засела мысль, что прошлогоднюю траву и листву обязательно надо сжигать, в противном случае новая не вырастет. Трава появилась на Земле задолго до появления человека и благополучно росла несколько миллиардов лет. А теперь угоревшему от дыма человеку стало казаться, что без его «помощи» она никак не обойдётся. Поэтому у нас всё и горит по весне. Хотя трава на месте пепелищ потом несколько лет вообще не появляется. Раньше поляны за домами и склон оврагов у дорог были усыпаны нежными подснежниками к маю, цвели купальницы и даже жёлтые ирисы. А теперь их можно увидеть только в глухом лесу, куда ещё не добрался гениальный ум человека.
– А что делать? Прошлогоднюю траву надо сжигать. Надо! А то новой совсем не будет, – давятся дымом молодые мамы, выгуливая в дымовой завесе собственных детей, которые буквально синеют в колясочках от угарного газа.
– Правильно. Пусть горит, зато травка густая будет, кхе-кхе, травка будет… кхе-кхе… – поддакивает какая-нибудь старушка дрожащим и дребезжащим старческим голосом и хочет ещё что-то сказать, но не может, так как заходится в мучительном кашле.
Зачем им трава – ещё тот вопрос. Ладно бы они все держали коров и коз, но для этого у нас недостатка в траве никогда не наблюдалось. Памятник Ильичу перед Домом Культуры в иные годы стоит заросший в траве по пояс, и никому она не нужна. Слава богу, если забредут туда какие-то коровки с лошадками и пощиплют её слегка или хотя бы примнут, чтобы Вождь мирового пролетариата совсем не исчез из виду. Чтобы скосить её хотя бы в центре города, нет денег в бюджете. И на фоне такого дурдома, они ещё жгут траву