История города Екатеринослава. Книга первая. Монастырское урочище. А. В. Паншин
и Кипчак, Дикое Поле, стали именоваться ландшафтным термином «Степь». В «Книге Большому Чертежу», фундаментальном произведении XVI столетия, написанном по приказу царя Иоанна IV Васильевича (Грозного), выполнена топография земель Московского государства, в том числе, и зоны южного пограничья. В книге дана подробная роспись Муравского, Изюмского шляхов, Кальмиусской сакмы до самого Перекопа, но термин Степь в этом описании пока ещё не использовался. В современном его значении это слово употребил московский купец Федор Котов, совершивший в 1623 году «хождение в Персию», в записках: «О ходу в Персидское царство и из Персиды в Турскую землю, и в Индию, и в Урмуз, где корабли приходят»:
«И от Астрахани до Терка и от Терка до Астрахани сухой путь есть же, ходят степию в станицах».[229] И хотя наверняка в русском разговорном языке этот термин использовался и ранее, с XVII века Степь входит в русскую литературу. С этого момента многие русские писатели использовали его в своих бессмертных произведениях. Действительно, невозможно описать степь лучше, чем это сделал русский классик:
Степь, чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда весь юг, все то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого Черного моря, было зеленою, девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытоптывали их.
Ничего в природе не могло быть лучше. Вся поверхность земли представлялася зелено-золотым океаном, по которому брызнулимиллионы разных цветов. Сквозь тонкие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки; жёлтый дров выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности; занесенный бог знает, откуда колос пшеницы наливался в гуще. Под тонкими их корнями шныряли куропатки, вытянув свои шеи.
Воздух был наполнен тысячью разных птичьих свистов. В небе неподвижно стояли ястребы, распластав свои крылья и неподвижно устремив глаза свои в траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался бог весть в каком дальнем озере. Из травы подымалась мерными взмахами чайка и роскошно купалась в синих волнах воздуха. Вон она пропала в вышине и только мелькает одною чёрною точкою. Вон она перевернулась крылами и блеснула перед солнцем… Черт вас возьми, степи, как вы хороши!..
Степь не была «безжизненными, пустынными местами», она всегда была полна жизни. Как мы знаем из многочисленных записок иностранных путешественников, места наши были очень обильны, в степи водилось множество зверя и птицы, реки были полны рыбой. Вот ещё одна запись, сделанная знакомым нам литовским дворянином Михалоном Литвином, которая касается земель Среднего Приднепровья:
«Зверей такое множество в лесах и степях, что дикие волы (bisontes), дикие ослы (onagri) и олени убиваются только для кожи, а мясо бросается, кроме филейных частей; коз и кабанов оставляют без внимания. Газелей такое множество перебегает зимою из степей в леса, а летом
Временник. Кн. 15. О ходу в Персидское царство. Стр. 3.