Пока бьется сердце. Светлана Сергеева
транспорт и все раненые и медперсонал будут увезены в безопасное место. Иначе быть не могло.
Вечером мы с папой вышли на улицу. Стояли, прислушиваясь к шуму немецких самолетов, летящих бомбить Ленинград. С тревогой всматривались в зарево пожарищ, приближавшихся к Петергофу. Отец сказал: «Все равно победа будет за нами. А сейчас немцев заманивают». Рано утром мать наскоро упаковала самые необходимые вещи и отдала их отцу, чтобы он оставил их у своей мамы в Ленинграде. А мы с сестрой, стараясь успокоить взволнованного отца, еще шутили, что нам налегке будет легче убегать от немцев. Отец обнял нас, поцеловал и уехал…
Нас перевели на казарменное положение. Мы стали жить в больнице. Дверь нашей палаты выходила в палату с больными. Среди больных было много раненых молодых красноармейцев. Все было готово к эвакуации. Ждали приезда транспорта.
Вечерами регулярно продолжались налеты немецких самолетов на Ленинград. Фронт все ближе и ближе подходил к нам. В начале войны была введена карточная система выдачи продуктов населению, но продуктов в магазинах уже не было. Вместо сахара мы выкупили по карточкам 2 плитки шоколада, больше ничего нам не досталось. А мы все ждем, что за нами приедут и увезут в безопасное место. Ждем, а снаряды рвутся все ближе. В городе начались пожары. Рядом с больницей загорелся двухэтажный деревянный дом. Все полыхало ярким огнем. Охваченные пламенем, развевались на втором этаже тюлевые занавески на окнах. По-видимому, в комнате стояло пианино: слышался звон обрывающихся струн и шумный звук от падающих на клавиши картин со стен. Это было видно. Квартира была хорошо и красиво обставлена. Много картин висело на стенах, и вот все это поглощалось огненным вихрем. Звук горящего дома напоминал жарку пирожков в подсолнечном масле… Это был первый пожар, который я увидела так близко.
23 сентября утром в 8.30, во время нашего завтрака, вдруг заговорило молчавшее до сих пор радио. В последнее время даже сигнала воздушной тревоги не было слышно. Мы замерли, вслушиваясь в слова, звучавшие из динамика. Передавался ультиматум немецкого командования руководству города Петергофа, что, если в 9 часов утра город не будет сдан, то от него останется груда развалин. Маму в это время вызвали на операцию: больница жила по своим законам. Не хотелось верить в происходящее. Думали, что это провокация, и все еще теплилась надежда на эвакуацию… Только не плен. Мы молча смотрели на часы: стрелка медленно ползла к 9.00. На всякий случай мы стащили матрац с кровати на пол в угол, подальше от окна, уселись на него и решили съесть шоколад, чтобы он не достался немцам. Это была единственная наша ценная вещь. Мы с сестрой давились шоколадом: трудно было глотать, спазмы сжимали горло…
Ровно в 9 часов начался обстрел, и почти сразу послышался лязгающий шум. Взглянув в окно, мы увидели прямо у нас под окном серые махины немецких танков с белыми крестами на башнях. Все произошло стремительно. Вдруг распахнулась дверь, и двое гестаповцев в серых блестящих плащах со свастикой на рукавах