.
быстро пожав Володе руку, он понесся на бак.
Володя спустился вниз и, заметив у кают-компании вестовых, просил указать батюшкину каюту.
Один из вестовых, молодой, белобрысый, мягкотелый, с румяными щеками матрос, видимо из первогодков, не потерявший еще несколько неуклюжей складки недавнего крестьянина, указал на одну из кают в жилой палубе.
Это была очень маленькая каютка, прямо против большого машинного люка, чистенькая, вся выкрашенная белой краской, с двумя койками, одна над другой, расположенными поперек судна, с привинченным к полу комодом-шифоньеркой, умывальником, двумя складными табуретками и кенкеткой для свечи, висевшей у борта. Иллюминатор пропускал скудный свет серого октябрьского утра. Пахло сыростью.
Между койками и комодом едва можно было повернуться.
– Батюшка еще не приезжал?
– Никак нет, ваше благородие! – отвечал белобрысый вестовой и, заметив, как интересуется каютой и подробно ее осматривает Володя, спросил:
– Нешто и вы с попом будете жить?
– Да, братец.
– Так позвольте вам доложить, что я назначен вестовым при этой самой каюте. Значит, и вам вестовым буду.
– Очень рад. Как тебя зовут?
– Ворсунькой, ваше благородие…
– Это какое же имя?
– Хрещеное, ваше благородие. Варсонофий, значит. Только ребята все больше Ворсунькой зовут… И господа тоже в кают-компании.
– Видно, недавно на службе?
– Первый год, ваше благородие… Мы из вологодских будем…
– А фамилия как?
– Рябов, ваше благородие…
– Ну, Рябов, – проговорил Володя, считавший неудобным звать человека уменьшительным именем, – будем друзьями жить. Не правда ли?
– Так точно, ваше благородие. Я стараться буду.
– А грамоте знаешь?
– Никак нет, ваше благородие…
– Я тебя грамоте выучу. Хочешь?
– Как прикажете, ваше благородие…
– Да я не могу приказывать. Твоя воля.
– Что ж, я согласен, ваше благородие.
– Ну, прощай, брат… Вот тебе!
Володя сунул матросу рублевую бумажку и вышел вон.
– Ишь, ты! – проговорил с радостным изумлением Ворсунька и пошел рассказывать вестовым, какой добрый, простой молодой барин: и грамоте обещал выучить, и так «здря» бумажку дал.
Ашанин ушел в восторженном настроении духа.
В нескольких шагах от корвета он снова встретил пожилого рябоватого матроса с серьгой, который нес ведро с горячей смолой.
– А что, Бастрюков, каков у вас командир? Довольны вы им? – спросил Володя.
– Нашим-то Василием Федорчем? – воскликнул, останавливаясь, Бастрюков и словно бы удивляясь вопросу Володи. – Видно, вы про него не слыхали, барин?
– То-то, не слыхал.
– Так я вам доложу, что наш командир – прямо сказать – голубь.
– Добрый?
– Страсть добер. Я с им, барин, два года на «Забияке» в заграницу ходил, в Средиземное море. Он