Заговор в начале эры. Чингиз Абдуллаев
быстро подошел к нему и вложил в его руку кошелек.
– За что? – удивился ветеран.
– Где ты потерял руку? – в свою очередь, спросил Цезарь.
– В Испании, – недоуменно проговорил инвалид.
– Вот за эту руку, – Цезарь улыбнулся и отошел от ветерана, заходя в дом. Тот долго смотрел ему вслед. По грубому лицу старого солдата скатилась слеза. Он ее даже не заметил, так велико было его волнение.
– Будь счастлив, благородный Юлий, – прошептал ветеран, узнавший своего квестора по испанской кампании.
Войдя снова в таблин, Цезарь улыбнулся уже широко и открыто.
– Итак, завтра нам предстоит грандиозный спектакль. Схватка между Цицероном и Катилиной. Займем места в первых рядах и постараемся ничего не упустить. А пока пусть нам, наконец, дадут поесть и выпить. Клянусь воинственным Марсом, я умираю от голода.
Глава V
Чего не портит пагубный бег времени?
Ведь хуже дедов наши родители,
Мы хуже их, а наши будут
Дети и внуки еще порочнее.
С самого раннего утра, едва солнце осветило крепостные стены города, к курии Гостилия начали собираться «отцы города». Некоторые сенаторы в силу своей тучности являлись в лектиках и, сходя при помощи рабов у лестниц курии, кряхтя, взбирались наверх. Другие, наоборот, подходили к сенату, оживленно беседуя со своими друзьями или клиентами. От внимания многочисленных праздных зевак, слонявшихся без дела у курии, не ускользнул тот факт, что клиенты многих сенаторов шли вооруженные короткими римскими мечами или облаченные в доспехи. Галерея, и без того ограниченная из-за огромного наплыва посетителей, сегодня просто не смогла вместить всех желающих, тем более что консул разрешил являться на сегодняшнее заседание всем без ограничений.[52]
Только рабам, гладиаторам и иностранцам, не имевшим римского гражданства, вход в курию был запрещен.
Одним из первых в сенат пришел Катон, выглядевший сегодня мрачнее обычного. Он коротко поздоровался с уже подошедшими сенаторами и занял свое привычное место в правой стороне зала, рядом со своим родственником, сенатором Луцием Доминцием Агенобарбом, женатым на его сестре. Вскоре к ним присоединился престарелый Квинт Лутаций Катул, консуляр и известный сенатор, долгие годы возглавляющий партию оптиматов в сенате.
Он вышел из лектики, прихрамывая сильнее обычного, и едва не упал, ступив на землю. Стоявшие рядом рабы поддержали его и довели до дверей сената, решившись подняться с ним по ступенькам в курию. У дверей они остановились и почтительно замерли, ожидая, пока их хозяин войдет в курию. Катулу трудно было идти одному, и поэтому он вошел, опираясь на руку Мания Ацилия, бывшего консуляра, занимавшего высший пост в государстве за четыре года до описываемых нами событий, и своего секретаря, поддерживающего его с другой
Квинт Гораций Флакк (65—8 гг. до н. э.) – римский поэт-философ. В молодом возрасте был другом Брута, принимал участие в боях в качестве командира легиона – легата, позднее полностью посвятил себя литературному труду.
Без ограничений на заседания сената обычно допускались только старшие сыновья сенаторов.