Тайны французской революции. Эжен Шаветт
животное так глупо, – сказал он, – что я уверен, он налил два стакана и не догадался, что их надо принести сюда.
Брикет остановил его, видя его намерение крикнуть Лебика.
– Нет, оставь его, а то этот безмозглый выкинет еще какую-нибудь глупость. Я сам пойду за стаканами, так-то мы их скорее получим, – сказал галунщик.
– Коли есть охота, сосед!..
Брикет вошел в кухню.
Оба стакана, как угадал Сюрко, стояли на подносике, полные до верху, на буфете. Сидя поодаль, Лебик уминал огромный кусок бараньей лопатки.
– Вот тебе ратафия в стаканах, – сказал он.
– Что же ты не принес их на стол?
– Да разве патрон мне приказывали?
– Нет, но нетрудно догадаться.
– Когда он мне велит выливать нечистоты на улицу, разве надо нести их ему показать? – спросил глупый верзила.
Не удостоив его ответом, Брикет взял поднос и вернулся к Сюрко.
Стаканы были одной величины, но совершенно разной формы.
Парфюмер взял один из них.
– Вот мой стакан, я один пью из него. Это память о моем друге Геберте.
– А, да, которого звали отцом Дюшеном.
– Он пользовал его на последнем пиру, здесь, за несколько дней перед тем, как пойти попробовать азональной бритвы.
Произнеся это выражение, бывшее тогда у всех на языке для названия гильотины, Сюрко поднес стакан к губам. Брикет не замедлил последовать его примеру.
– Гм… кум… что ты скажешь об этом? сладко?… и густо? – спрашивал парфюмер при каждом новом глотке.
– Надо повторить, прежде чем высказать о нем верное суждение, – навязывался жадный галунщик.
Сюрко не успел ответить. Он ставил свой стакан на стол, глаза его странно замигали, рот открылся, как будто парфюмер хотел что-то сказать. Но не успел он выговорить и слова, как скатился со стула и ударился об пол.
– Э-э! Да мы пьяны, соседушка! – вскричал Брикет, наклоняясь, чтоб поднять хозяина.
Однако, поворачивая тело, он понял, что не опьянение подействовало на Сюрко.
– С ним удар! – воскликнул растерявшийся галунщик.
На его крики прибежала Лоретта. Увидев, что случилось с ее мужем, она разослала всех – Брикета, Лебика и служанку – за докторами.
Явились двое и, расспросив об обстоятельствах, предшествовавших этому случаю, объявили, что чрезмерное нервное возбуждение и затем плотный обед повлекли за собой апоплексический удар.
Отказавшись пускать кровь человеку, только что вышедшему из-за стола, доктора употребляли другие средства, помогавшие при таких случаях, но все было напрасно. Наконец господина Сюрко объявили умершим.
Так закончилась жизнь бедняги-парфюмера. Угрюмый человек испытал одну радостную минуту в жизни, но эта минута принесла ему несчастье.
Цепляясь за последнюю надежду, Лоретта не велела хоронить мужа в продолжение тридцати шести часов; но трупу, холодному и окоченелому, нужно было даровать наконец последнее жилище.
В то время когда еще в Париже не существовало конторы управления похоронами,