Пустота – это радость, или Буддийская философия с прищуром третьего глаза. Артур Пшибыславски
всего, что переживаем. К примеру, мы ищем в вещах неразрушимую и вечную сущность, но тут сразу появляется ряд проблем, которые, конечно, можно решать в ходе философских дебатов. Что является сущностью, скажем, стола – мебелеватость или столовость? Если вещи обладают сущностью, что происходит с ними в момент их разрушения; куда девается эта наиреальнейшая и неразрушимая штука, ведь она – их составной компонент? Вот так нечто, что в наш опыт было привнесено с помощью домысла, нечто, что было приписано в уме, становится главной темой философии (претендующей на познание мира, а не на добавление в него).
Подобным образом философия насоздавала длинный список проблем, и их не способны удовлетворительно решить ни на Западе, ни на Востоке уже более 2500 лет, до сего дня не появилось решения, на которое согласились бы сразу все философы. Эта ситуация породила несколько типов реакции. Первый из них – догматизация и закоснелость систем, упорно игнорирующих положение вещей наперекор критикам либо после ответной критики критиков, продолжающих оставаться с предложенными ими самими положениями, очевидными, правда, только для их авторов. Тогда полезность таких решений подпадает под оценку Лихтенберга, утверждающего, что «вся эта теория не годится ни для чего иного, кроме как для того, чтобы вести о ней диспуты»[10].
Второй тип реакции, модный в XX веке, заключается в попытках убедить читателей, что философия состоит исключительно в формулировании проблемы или постановке вопросов, и не так важно, можно ли на них ответить. (Но, о чудо, в книгах пропагандистов этого тезиса – как заметил мой друг – вопросы как таковые отсутствуют). Импотенция вдруг становится ценностью и ее не нужно больше стыдиться. Совсем наоборот, это повод для гордости. Можно даже посвятить много времени не самой постановке вопроса, а описанию возможности постановки вопроса, как это сделал один немецкий философ.
Третий вариант реакции на Западе представляет скептицизм, в определенной степени Витгенштейн, а также Гераклит, убежденный, что ввиду повсеместной переменчивости вещей нет смысла что-либо утверждать о реальности категорично. На Востоке этим положениям родственна буддийская философия. Она избавляется от проблем, да так пренебрежительно, что отбрасывает их совсем без решения. Вслед за Буддой этот метод распространял Нагарджуна, величайший представитель так называемого Срединного пути. Он не занимал никакой философской позиции, но охотно критиковал положения других. Поначалу это кажется философским вредительством и недоброжелательностью, но его намерением было избавление людских умов от лишнего балласта заблуждений, принимаемых за философские проблемы и адекватный образ реальности. Чандракирти – лучший комментатор Нагарджуны – говорил, что для него дебаты имели смысл до того момента, когда он вынуждал оппонента отказаться от своей позиции. Но он делал это не для того, чтобы вместо опровергнутого положения предложить свое, более правильное воззрение (такового
Г. К. Лихтенберг. Похвала сомнению. Черновики и другие записи.