Волчий след. Асламбек Абдулаев
понюхать дали.
А затем ее же десять лет
С кровью у народа отнимали!
Десять лет лишений и страданий.
Десять лет! Их не вернуть назад.
Кто виновен в этой нашей драме?
Так ли уж никто не виноват?
Сократили жизнь, не в этом суть:
Десять лет бомбили, измывались!
Без ответа заданный вопрос.
Обвиненья – есть, нет извинений!
Извиниться? – Да, признать свою вину.
А когда ее вы признавали?
Вы историю меняли каждый раз,
От грехов своих избавиться желали!
Вы, печальной судьбы моей славные парни…
Вы, печальной судьбы моей славные парни,
Не страницами – главами вас я терял,
Стали жизни тома и пусты, и бездарны,
Будто я свою жизнь с седины начинал.
Вас «ушли»… Но закон нашей памяти вечен,
В этом списке суровом мужчины одни.
Наркоман или псих среди них не замечен,
Это были цветущие парни Чечни!
Берегите живых
Звонок нежданный – как тяжёлый молот:
– Алло, простите, нет его уже.
И в тёмной пустоте – могильный холод…
Печаль и скорбь… и мысли о душе.
И в памяти своей всю жизнь перебирая,
Величину потери обретёшь.
Цени живых, как день весенний мая,
Звонком ушедших к жизни не вернёшь.
Народ
Я в мужестве твоём не сомневался,
Народ чеченский, у тебя в крови
Ещё запас терпения остался,
В аду спасённый силою любви.
Я видел сам: врачи из-под бомбёжки
В больницу двух мальчишек привезли.
Я видел их кровавые ладошки
И лица их черней самой земли.
Свидетель Бог: при виде этой пары,
С носилками встречая у дверей,
Испуганно застыли санитары,
И доктора кричали им: «Скорей!»
Читатель мой, я твой покой нарушу:
Тот младшенький, трёхлетний мальчик, тот
Воды просил… У старшего наружу
Осколочным был вывернут живот.
От смертной пытки повзрослев невольно,
Губами, почерневшими, как ночь,
Шепнул он: «Доктор, мне совсем не больно.
Сначала надо младшему помочь».
Я в мужестве твоём не сомневался,
Народ чеченский, у тебя в крови
Ещё запас терпения остался,
В аду спасенный силою любви!
Город боли
Город мой, за что ты был разрушен?
Просто не дано умом понять!
Здесь словарь какой-то новый нужен,
Чтобы стыд хоть как-то описать.
Проникаюсь сам к себе презреньем,
Город окровавленный, прости,
Что мне не хватило сил для мщенья,
Чтоб тебя от варваров спасти.
Покрываю сам себя позором,
Смысла этой драмы не пойму —
Почему? Кому мешал мой город?
Кто затеял подлую войну?
Посвящение
Нальчанам
В