Дивизия особого назначения. Пограничники бывшими не бывают!. Фарход Хабибов
гнилой орех, интересно ведь: кто такие и что им надо было. Не по нашу ведь душу по собственным тылам шляются. Явно, кого-то крупного вылавливают, да и отомстить треба, особенно за нож в печени. Подползаю метров на десять, практически не дышу, да и голову не поднимаю, к тому ж и наши в моем направлении нехило пуляют. Вот он, голубчик, за деревом лежит, у него «ППД»[80], сучара фашистская, видимо, у нашего бойца прихватил. Пистолька у меня уже с патроном в стволе, да и предохранялка давно откинута. Прицеливаюсь в правое плечо (почти лопатка). Бум, йес (или яволь?), попал! Рывок, подбегаю, он оборачивается и получает сапогом в челюсть – кайфуй, падла семибатюшная! Тут же упал и рядом распластался: свои чуть не подбили!
Не приподнимаясь, воплю:
– Петруха, не стреляйте, я его взял!
Подбегают наши. А эта гнида лезет левой рукой к голенищу – ножичек там у него оказался (помню я этот ножик, печенью помню)! Да кто ж тебе даст, несамец собаки, тем ножичком баловать второй раз! Давай лучше я пока тебе эксклюзивный горячий допрос покажу.
Бум! – пуля в левом предплечье.
– Ну, чо, сука госдеповская, колись, кто ты такой?
– Я – сержант Ковалев…
Окончания фразы не слушаю, неинтересно мне продолжение. Стреляю в правое бедро, боли полная жопа у «типа Ковалева». (А, может, он и вправду Ковалев, и вообще родственник известного правозащитника?) Этот урод делает зверски кисломолочную харю и скрипит сквозь зубки звероарийские:
– Я лейтенант Ульрих Хашке, перевяжите меня, и я вам обещаю достойный плен. И хорошее содержание в плену.
– А я старший лейтенант НКВД Любимов, и обещаю я тебе достойный хрен. Колись и миссию свою слей, а нет, так я тебя солью. Считаю до трех, потом стреляю.
– Воин Великой Германии не отступит перед славянскими унтерменшами.
Бум! – выстрел. Пуля входит в землю в опасной близости от яиц гондураса по имени Ульрих.
– А у тебя выхода нет. Так что – давай, отступи перед славянским унтерменшем – в виде исключения! Кстати, лейтенант, у вас в рейхе офицеры без яиц бывают? – спрашиваю я, доставая из голенища его же сапога его же нож (тот самый, тот самый), и потихоньку разрезаю брюки. И втыкаю (а чего мне жалеть!) в ногу суперменша (скажете – юберменш, так я в школе английский изучал). Тот хрюкает, как недорезанный кабан (каковым он и является), что-то звиздит по-немецки.
– Шпрехен зи русиш, дойче швайне? – блещу я полиглотией. И с чувством морального удовлетворения слегка вонзаю нож в левое бедро Хуильриха (это тебе за печень, сука), да поближе к яйцам. Впечатлился… Слабоват оказался, даже ничего радикального не понадобилось. Заговорил, аж захлебывается от старания:
– Мы должны были внедриться к частям, выходящим из нашего окружения, а затем найти, чтобы взять в плен генерала. При невозможности пленения – уничтожить, но вывезти тело и документы.
– Какого генерала?
– По сведениям, полученным от перешедшего к нам сотрудника кобринского НКВД, где-то здесь,
Пистолет-пулемет Дегтярева, был на вооружении РККА до «ППШ».