Мне душу рвет чужая боль. Владимир Колычев
месте ютилось по два-три человека. Но эти представители арестантского общества резко отличались от прочих. Независимый вид, насмешливо-снисходительные взгляды, уверенность в каждой мелочи их внешнего и внутренного облика. Валентин почти неделю провел в камере предварительного заключения, поэтому сразу понял, с кем имеет дело. Блатной комитет тюремной камеры: воры, авторитетные бандиты, словом, уголовный сброд, от которого старается избавиться общество нормальных людей.
Их было пять человек, и все они беззастенчиво пялились на него. Как будто ждали его, как будто знали, что к ним в камеру пожалует очередной арестант… Ждали. Валентин похолодел от мысли, что его действительно ждали. Потому и полотенце перед входом постелили, чтобы посмотреть, как он на него отреагирует… Он не знал, что нужно делать в таких случаях, но ему объясняли, что в тюрьме нельзя ничего поднимать с пола. А он поднял. Поэтому и услышал в свой адрес осуждающую реплику. Тюрьма – не детский сад, здесь прощение не попросишь. Да и время обратно не повернешь, чтобы отмотать назад хотя бы три-четыре минутки.
– А ты что, паря, всем все поднимаешь? – спросил крепкого сложения мужик с черными как смоль волосами.
Жгучий взгляд, зловещая улыбка, подавляющая энергетика уверенного в своих силах человека.
– Я?! Я ничего не поднимаю, – поторопился мотнуть головой Валентин.
Он мог бы дать отпор кому-нибудь одному из этой пятерки; возможно, смог бы уложить двоих или даже троих, но у него не было сил тягаться со всеми, и эта мысль его угнетала.
– А я думал, ты подъемным краном работаешь… – ухмыльнулся жгучий. – Думал, ты нам всем тут поднимать будешь.
– Не буду.
– А ты ничего, пряничек…
Жгучий поднялся резко, но к Валентину подошел плавно. На расстоянии вытянутой руки остановился, пальцами бесцеремонно задрал его верхнюю губу.
– И зубы у тебя ничего…
Валентину ничего не оставалось, как заявить протест.
– Я тебе не конь!
– Ух, ты! Да он еще фыркает! – играя на публику, засмеялся жгучий. И, показав хищный оскал, нахраписто сказал: – Конь ты! Конь дареный! Менты нам тебя подарили, да, братва?
– В натуре, Артучик, подарили, – гоготнул толстомордый тип с безобразным шрамом, поглотившим всю правую бровь.
– По какой хоть статье? – спросил тощий мужичок с необычайно сильным взглядом, от которого Валентин невольно поежился.
– Какая статья? – спросил жгучий, которого, как стало понятно, здесь звали Артурчиком.
– Сто пятая.
– Мокруха? И кого же ты зажмурил?
– Он мою девушку убил…
– Твою девушку убил? Вот это да! И ты его за это урыл? Ну, ты, в натуре, гигант!.. И чем ты его зажмурил?
– Бил долго… Бил, пока не убил…
– Чем бил?
– Голыми руками, – не без гордости сказал Валентин.
Пусть блатные знают, на что он способен.
– Ну, ты точно, Геракл! Ты чо, каратист?
– Да, занимался. Киокушинкай, контактный