Ворошиловград. Сергей Жадан
заскучал, все же многолетнее отсутствие физического труда сказывалось. Шура, – сказал Травмированному, – давай перекурим. Здесь не курят, – ответил на это Травмированный, – это бензозаправка. Ладно, – сказал спустя минуту, – пойди отдохни, потом вернешься. Я так и сделал.
Около полудня подключили телефон. Я набрал Болика. Голос у него был глухой и раздраженный.
– Герман! – кричал он мне. – Как ты там?
– Нормально, – отвечал я. – Здесь курорт. Река рядом. Щуки ловятся.
– Герман! – пытался докричаться до меня Болик. – Какие, на хуй, щуки? Какие щуки, Герман? У нас отчетно-выборная конференция на этой неделе, Герман. А ни хуя не готово, брат. И вообще ты нам нужен, по бизнесу. Ты когда будешь?
– Вот, Боря! – кричал я ему. – Вот именно об этом я и хотел с тобой поговорить. По ходу я задержусь.
– Что, Гера? Что ты сказал?
– Задержусь, я сказал, задержусь!
– Как это задержишься? Надолго?
– Неделя – максимум. Не больше.
– Герман, – вдруг серьезным голосом спросил Болик. – У тебя там все нормально? Может, чем-то помочь надо?
– Да нет, – я говорил легко и убедительно, – расслабься. Через неделю буду.
– Ты же там не останешься, правда? – В голосе Болика действительно слышалось какое-то то ли беспокойство, то ли недоверие, то ли даже надежда.
– Да нет, ну что ты.
– Герман, я тебя давно знаю.
– Тем более.
– Ты же не сделаешь этого?
– Не волнуйся, я же сказал.
– Герман, просто прежде чем сделать глупость, подумай, хорошо?
– Хорошо.
– Подумай о нас, твоих друзьях.
– Я думаю о вас.
– Прежде чем сделать глупость.
– Ну, ясно.
– Подумай, хорошо, Герман?
– Ну а как же.
– Давай, брат, давай. Мы любим тебя.
– И я вас, Боря, я вас тоже люблю. Обоих. Тебя больше.
– Не пизди, – Болик наконец положил трубку.
– Да-да, – кричал я, слушая с той стороны короткие гудки, – и я по тебе тоже! Очень-очень!
После этого я несколько раз набирал брата. Тот упорно не отвечал. Солнце заливало комнату, пыль стояла, как взмученная рыбой речная вода. Я смотрел в окно и чувствовал, как опускается теплое нутро июня, касаясь всего живого на этой трассе. Что делать дальше? Можно было еще раз спуститься в долину, попытаться найти друзей и знакомых, которых я не видел сто лет, поговорить с ними, расспросить о делах, о жизни. Можно было еще сегодня уехать отсюда какими-нибудь попутками, выбраться подальше от всего этого ада, с тысячью лучей и воспоминаний, которые забивали легкие и слепили глаза. Проще всего было, конечно, все это продать. А бабки разделить с компаньонами. Брат, скорее всего, обижаться не стал бы. Даже если бы стал, что бы это изменило? Особого выбора он мне не оставил. Можно какое-то время тусоваться здесь с Кочей, пока тепло и щуки ловятся, делать вид, что хочу помочь, заливать бензин в фуры. Но рано или поздно придется