Хранители-1. Книга вторая: Луч смерти. Анна Артюшкевич
изумился Сорин.
Олег выглянул из-за его плеча и присвистнул: изящную плетеную изгородь вокруг Петькиного родового гнезда сменил глухой двухметровый, на совесть сколоченный забор.
– Великая китайская стена, – пробормотал Шурик, с почтением взирая на могучее сооружение.
– Это не китайская, – отверг Сорин, – это, скорее, образец плотничьего искусства развеселого племени черноногих пигмеев из бассейна загадочной Амазонки, если они там водятся. Плацдарм на века, неприступный для каннибалов и крокодилов. И, главное, глаз радует, маскируясь под цветущие джунгли.
За стеной нервно кукарекнул петух.
– Пернатые не выдерживают эстетической нагрузки, – сочувственно покачал головой Димка.
Мы с Родниным хохотали.
Следом за петушиным стоном раздались звон, гром, бряканье, звяканье и калитка, похожая на ворота, с угрожающим скрипом отворилась. В проеме возник длинный силуэт Петра.
– Чего не заходите? – удивился парень. – Остынет же все!
Олег, задыхаясь от смеха, ткнул пальцем в сторону стены.
– А, – сообразил Петр, – это знакомый маляр постарался. Забор – высокий, глухой, и от него безнадежностью веет. А так, вроде, веселее. Мрачность скрадывается.
– Это точно, – согласился Димка. – Ты мне телефончик своего Пикассо оставь, хочу соседу по даче сюрприз устроить. Он меня, гад, достал: все его раздражает, – и музыка, и мангал, и друзья мои… А так, – проснется, увидит забор, и обрадуется! Глядишь, и на мир по-другому смотреть станет.
– Он тебя, скорее, убьет, – спокойно возразил Шурик.
– А за что убивать? – искренне удивился Петр. – Так ведь гораздо лучше, чем голые доски, или, скажем, однотонный забор.
– Ну, еще бы! – с энтузиазмом воскликнула я.
Венец творчества маляра и впрямь не угнетал безнадежностью, скорее, даже наоборот: двухметровая стена переливалась всеми цветами радуги и вызывала приступ эйфории и легкого сумасшествия. Петькин знакомый не только сумел уловить гармонию в не сочетающихся оттенках, но и скомбинировал их так, что ломались всякие представления об эстетике. Но получилось живенько. По крайней мере, на мой взгляд.
– Какое – живенько?! – подпрыгнул Димка, когда я поделилась впечатлениями. – Это же переворот в искусстве: Дали нервно курит в сторонке! Какой колор! Какие линии!
Димка был прав: колор включал в себя даже серебряные мотивы, а линий было хоть и немного, но все – по делу: вдоль забора струились горизонтальные волны, краски плавно переходили одна в другую, а на волнах покачивались какие—то невообразимые существа, похожие на гигантских насекомых! Впрочем, это могли быть не насекомые, а художественно разбросанные абстрактные пятна. В общем, панно представляло собою незабываемую картину!
Мы гуськом прошествовали на территорию Петькиного поместья.
– А что же ты внутри себя так обидел, схимник? – полюбопытствовал Димка, созерцая яркий квадрат скромных размеров