.
мне стеснятся, – резко встал, натянув на себя одеяло, и открыл указанную дверь.
Хозяйка что-то говорила в полголоса, откуда-то, видимо из кухни. Да кто она такая? И вообще, что происходит? Ну, ладно, разберёмся.
Огляделся. Белая ванна с высокими бортами. Полочки, зеркало. Унитаз накрыт какой-то цветной крышкой. Вокруг чистота. На полочках баночки, бутылочки. И Виктор обратил внимание, что ничего мужского нет. Ни бритв, ни одеколонов мужских. Значит одна живёт, не замужняя, сделал простейшее заключение. Пока рассуждал, залез в ванну и открыл душ.
В таком комфорте ему ещё не приходилось бывать. Детство прошло в доме с умывальником «рукомойником» с носиком, который надо поднимать, чтобы потекла струйка воды. Щелчки этого носика и звук льющейся в ведро воды, вот его память об умывании и чистке зубов. Да и в училище и на судах удобства были более скромными, спартанскими, чем здесь. Сейчас мылся с удовольствием, из под струй душа выходить не хотелось.
Как же я в это приключение попал, не выходило из головы? А девка красивая! Только вот, что-то раздражает. Ну конечно то, что вся инициатива в руках этой красавицы. Что это она со мной, как с мальчишкой. Надо всё переворачивать. Нашёл в стакане щётку, почистил зубы и одел недосушенные трусы. Так, вперёд и с песней. Вышел в прихожую и осмотрелся.
Небольшая, по-видимому, однокомнатная квартира, везде горит свет, а за окнами тьма непроглядная. Не понятно, день или ночь. Может быть утро? Получается, что если он проснулся, то утро, что ли? За поворотом прихожей, на кухне увидел хозяйку, стоящую к нему спиной у плиты. В том же халатике, оказавшемся предельно коротким, и без тапочек, в тёплых носках. Виктор подошёл босиком, бесшумно и, остановившись в дверях, невольно залюбовался ею. Халатик не скрывал красоты фигуры, полотенце она сняла и свободно растрепала влажные тёмно золотые волосы с бронзовым отливом. Что же это такое, мелькнуло в голове. Она же мне чужая, а тянет к ней, как к родной. Тянет, сил нет.
Так же тихо, даже на цыпочках подошёл к ней сзади и обнял, прижавшись всем телом. Женщина даже не вздрогнула, как будто ожидала. Только не освобождаясь от его объятий, повернулась к нему лицом и встретила его губы. Так, не отпуская друг друга они и вернулись в комнату. У Виктора кружилась голова от её полузакрытых глаз, её стонов, от всего, что она делала. В какой-то момент ему стало казаться, что они стали одним целым и что это самое лучшее, что может быть на свете.
Потом, лёжа рядом с ней на животе, почти прижавшись носом к её плечу, разглядывал действительно слегка оттопыренное розовое ушко, прикрытое густыми, ещё влажными локонами волос. Густые ресницы, казавшиеся очень длинными из за того, что, закрыв глаза, образовали на скуластых щеках длинные синие тени, мелко дрожали. Это, почему-то показалось Виктору таким трогательным, что он приподнялся и поцеловал сначала один, потом другой глаз и так и остался, опершись на один локоть над её лицом. А она открыла глаза и, вдруг нахмурившись, шепотом спросила:
– Правда, хорошо было?
– Что ты спрашиваешь?