Северная ведьма. Книга первая. Потомок. Николай Щербаков
ушёл в штурманскую рубку, и слышно было, как он закрутил колесо городского телефона.
– Витя, – крикнул он оттуда, – я звоню кэпу домой, он наверно ещё не вышел. Доложу насчёт перешвартовки, а ты смотри. Если решил идти в город, то давай, пока трап не убрали.
– Да ты чего, Серега? Ночь на дворе. Куда ты меня в такую рань гонишь? Не-ет, я, пожалуй, до обеда на борту останусь, пойду, вздремну ещё. А потом мотану на почтамт, на междугородку, закажу разговор с Ростовом. В «Арктику» загляну, поужинаю с рюмашечкой. Может кого знакомых встречу. К утру буду свеженький, не волнуйся. Сменю, как положено.
Виктор потянулся, хрустнул пальцами и прижался носом к стеклу иллюминатора. И совсем по детски вздохнув, с восторгом сказал:
– Красота какая! – и помолчав, – ты знаешь, вот как вошли в Северное море, открылись норвежские берега, у меня с того момента эта красота перед глазами стоит. Вы, северяне привыкли. А я такой красоты в жизни не видел. Я вообще не думал, что в море ночью так красиво может быть. На юге ведь ночи чёрные. Тьма-тьмущая. А здесь море свинцовое, а берега, сопки белые, как сахар и такие таинственные. Особенно если одинокий огонёк в сопках. Ты представляешь? Там ведь люди живут. Представляешь? Я смотрел на эти огоньки и думал – живёт там молодой парень, моряк или смотритель маяка. Крепкий такой, с бородкой. И с ним его подруга. Шикарная блондинка. Только не фифочка там какая, а такая! – прижал сжатые кулаки к стеклу иллюминатора, – и преданная ему. И на мили никого вокруг. Вот двое их – и никого вокруг. А они друг для друга. Вот это жизнь, это я понимаю любовь. А над ними полярное сияние. Слышь, Серёга, ты слышал, как оно шуршит?
Виктор повернулся, увидел, что Сергей его не слушает, разговаривает по телефону. Махнул рукой и опять прижался носом к иллюминатору. За стеклом действительно сверкала в лучах портовых прожекторов роскошная зимняя, полярная ночь. За ярким портовым светом противоположный берег Кольского залива едва угадывался серыми пятнами сопок с огоньками «Трёх ручьёв» и стоящих на рейде судов. Сам порт, в глазах молодого моряка, был, как совершенная декорация к зимней сказке. Из-за долгих морозных туманов все портовые строения, стоявшие у причалов суда, и даже грузовые краны покрылись пушистыми шубами инея. Мачты и снасти судов превратились в толстые, белые и такие же пушистые гирлянды. И среди этого сверкающего серебра золотые пятна прожекторов, искрящиеся не проходящим тихим снегопадом.
– Ну, что Серёга, доложился? Доверяет тебе кэп перешвартовку? Или ждать его будешь?
Вахтенный вышел из штурманской, потёр руки и шутливо придавил Виктора корпусом локатора, стоящего на гибкой ноге к иллюминатору.
– Завидуешь? Жена сказала, что он уже едет. Хотя, я думаю, он бы мне разрешил самому швартоваться. Он мне ещё с прошлого рейса доверяет маневрировать. Мы, понимаешь, на рейде стояли. А к нему какое-то начальство или друзья пришли. Ну и они там, – щёлкнул по горлу пальцем, – а тут добро на причал дали. Я и проявил инициативу.