Фирман султана. Владимир Малик
в боях и неволе сердце мучительно щемило, а глаза наполнились слезами.
Младен сдерживал рыдания, клокотавшие глубоко в груди. Все опустили головы. Только Златка не скрывала слез.
– Не плачьте, – прошептала Анка. – Не нужно… Мы же все вместе… единою семьей… Я так счастлива…
Голос ее внезапно оборвался. Рука соскользнула с руки Сафар-бея и упала на белое шерстяное одеяло…
На крик Златки в хижину стали входить гайдуки.
7
Хоронили Анку на другой день в полдень. Вынесли в тисовом гробу на било – наивысший гребень горы, поднимавшийся над Планиной.
Ветер утих, тучи разошлись. Сияло яркое солнце. Вокруг – безмолвная тишина. В голубом небе торжественно парили ширококрылые черные орлы.
С горы была видна вся Планина: далекие вершины, присыпанные ослепительно белым снегом, глубокие темные ущелья, темно-зеленые сосновые и тисовые леса, голые хмурые утесы, где не ступала нога человека.
– Отсюда, Анка, тебе будет видна вся Болгария, – сказал Младен, первым бросая в могилу горстку земли. – Смотри на нее, орлица моя! Слушай песни весеннего ветра над родною Планиной, шум зеленых лесов в долинах, говор прозрачных звонких потоков… А как всколыхнется Планина, задрожит земля, знай: жив твой Младен, живы твои ясные соколы-гайдуки! Это они с саблями и самопалами в руках снова ринулись в бой за свободу любимой Болгарии!.. Так ли я говорю, братья?..
– Так, так, воевода! Так, отец наш! – откликнулись гайдуки.
– Ну, заканчивайте да прощайтесь! Пусть спит вечным сном наша майка!
На вершине быстро вырос могильный холмик. Гайдуки повытаскивали из-за поясов пистолеты, и горную тишину разорвал треск выстрелов. Постояли немного молча и начали потихоньку спускаться вниз.
– Тате, пойдем, – позвала Златка, тронув отца за рукав.
– Идите. Я приду потом, – тихо ответил воевода.
Он стоял с непокрытой головой, смотрел вдаль, где небо сливалось с горами. В сухих покрасневших глазах не было слез – только глубокая скорбь и острая боль.
Всем было понятно, что воевода хочет остаться наедине с дорогой могилой.
Арсен обнял Златку за плечи и повел с горы. Когда отошли до первого крутого спуска, оглянулся. На вершине, вместе с воеводой, остался также и Сафар-бей. На фоне ярко-голубого неба четко вырисовывались две темные неподвижные фигуры…
Только к вечеру спустились Младен и Сафар-бей в стан. Никто не знал, что произошло там между ними, о чем они говорили. Пройдя мимо хижин, Сафар-бей подошел к обрыву и сел на холодный заснеженный камень. Было что-то печальное и горестное в выражении его бледного лица, в устало опущенных плечах.
– Драган, пошли людей – пусть проведут его до Стивена, – приказал воевода.
– А как же… – Драган хотел спросить, завязывать ли снова глаза Сафар-бею, но промолчал. Что-то неуловимое во взгляде воеводы удержало его. Но Младен понял своего молодого друга.
– Нет, нет, повязки не надо, не надо! – сказал поспешно. – Я верю… Не посмеет он