Валтасар. Падение Вавилона. Михаил Ишков
Нового года ты прикоснешься к длани Мардука, когда у тебя наберется не менее трех эмуку преданных людей, можно будет ударить кулаком по столу.
Услышав эти слова, Амель не удержался и с размаху, радостно, въехал кулаком по столешнице, покрытой срамными рисунками, срисованными в женской половине обиталища фараона Псамметиха. Столик разлетелся на куски, племянник виновато посмотрел на дядю. Тот покачал головой.
– Зачем же мебель портить. Я же в ином смысле. Ах, Амель, Амель…
Дядя царя Закир первым делом принял на себя обязанности руководителя сыска, главного писца «стражей порядка», а также писца-хранителя государственной печати. Набонид, до того момента исполнявший эти обязанности и множество других, с которыми по мнению Навуходоносора справлялся получше многих, безропотно, даже охотно, с нескрываемым облегчением вручил дяде царя нагрудные знаки.
– Мое дело – анналы, исторические хроники, живописующие доблестные деяния великого Навуходоносора, – как на духу признался он вошедшему в силу сирийцу. – Но, уважаемый Закир, ради блага государства и династии вряд ли стоит спешить с нововведениями в таком древнем месте, как Вавилон. Здесь властвуют обычай, предрассудки и суеверия. Я готов приложить все силы, чтобы наш подающий надежды, осененный несравненной царственностью правитель побыстрее вошел в курс государственных дел. Я приложу все силы, чтобы укрепить спокойствие в государстве и достойно встретить Новый год.
Закир сразу понял намек третьего человека в Вавилонии, ведь подлинным правителем в городе и стране мог стать только тот человек, кого во время празднования Нового года жрецы допустят до руки Мардука. Они сошлись на том, что Набонид, потерпевший некоторое ущемление своих прав, по-прежнему будет возглавлять царскую канцелярию, оперативно руководить государственными делами, а также ведать хозяйственными вопросами, касающимися принадлежащего царской семье имущества.
Однажды в разговоре Набонид признался.
– Твоя судьба, Закир, моя судьба. Сколько я натерпелся от местных гордецов!
Он помолчал, потом усмехнувшись, продолжил:
– Сам я родом из Харрана. Не смотри, что моя мать Адда-гуппи сердцем и печенью из Вавилона. Сам я здесь пришлый, родом из арамеев, и эта печать несмываема.
Набонид как раз и предложил связать руки всем возможным заговорщикам посредством привлечения их к суду. Тому, кто судится в Вавилоне, заявил он, не позавидуешь. У ответчика ни на что иное и мыслей не останется.
Амель-Мардуку идея понравилась, однако он потребовал привести веские аргументы в пользу подобного способа укрощения недовольных.
– В чем, собственно, их можно обвинить? – спросил царь. – Ты же, Набонид, не имеешь в виду устраивать фарс из судебного процесса?
Хануну, финикиец, отвечавший в государственном совете за торговлю, ремесла и снабжение армии, скептически добавил.
– Судьи в Вавилоне не менее