Дороже денег, сильнее любви. Марина Серова
Просто они оба любили Елену Вадимовну и не променяли бы ее ни на одно свое прежнее воспоминание.
Портрет Прекрасной Незнакомки был, наконец, закончен. И, по настоянию Аньки, висел на самом видном месте в их гостиной: большой, заключенный в массивную раму портрет стройной женщины с высокой прической и внимательными карими глазами. Художник разгладил еле заметные морщинки на этом прекрасном лице, заложил в уголки губ загадочную, как будто неземную улыбку и нарядил Елену в старинное темно-вишневое бархатное платье с рукавами-буфами, длинным шлейфом и расшитым лифом, полускрытым под наброшенной на плечи соболиной ротондой. Ничего подобного в гардеробе Аниной матери никогда не было, так же как и не было у нее изображенной на портрете длинной нитки серого жемчуга. Но Анька никогда не сомневалась в том, что именно этот наряд как нельзя лучше соответствовал образу Елены Вадимовны…
Несколько лет они жили душа в душу. «Образцовая семья», – так говорила о Стояновых Анина классная руководительница. Кажется, они даже ни разу не ссорились друг с другом – во всяком случае, Анька не могла вспомнить ни одного мало-мальски серьезного конфликта между ней и матерью или между мамой и отцом.
До поры до времени…
Все началось сразу, вдруг – вот уж поистине, «в один несчастный день»! В этот день, двадцать третьего июня, Аньке исполнилось двенадцать лет.
Вечером ждали гостей, и Елена Вадимовна отправила Аньку в ближайший магазин, закупить хлеба и еще чего-то недостающего для праздничного стола. Размахивая хозяйственной сумкой, девочка пересекала двор и вот-вот должна была свернуть к ближайшему гастроному, когда из-за беседки, где любили собираться окрестные мальчишки, ее окликнули:
– Аня! Аня!.. Девочка, ведь ты – Аня?!
Она остановилась.
– Господи, большая какая… Аня, Аня! Ну иди же ко мне, дочка!
Вне себя от удивления, она обернулась.
Солнце светило вовсю, пересекая двор широкими лучами цвета растопленного масла. Тенистый островок образовывался как раз около беседки – там росло несколько старых тополей с пышными кронами. И в этой полускрытой в ажурной тени беседке Аня различила чью-то высокую фигуру.
Человек в беседке сделал несколько шагов навстречу девочке, вышел на свет, и тогда она увидела, что это женщина. Одетая в черную шелковую блузку и такие же черные брюки – это в тридцатиградусную-то жару! – незнакомка сильно напугала Аньку, хотя девочка была не из пугливых. Она быстро пересекла двор, подошла к девочке и вдруг – протянула руки, сжала ее голову в сухих теплых ладонях:
– Аня, Аня! Как же ты выросла, дочка! Но я тебя все равно сразу, сразу же узнала!
Она говорила громким страстным шепотом и впивалась в Анино лицо своими огромными, сильно приподнятыми к вискам глазами, так странно похожими на Анины. Глаза у нее были тоже темные, под стать одежде. И на дне их разгорался черный сухой огонь.
Аня чуть было не вскрикнула, но сдержалась