Юрий Милославский, или Русские в 1612 году. Михаил Загоскин
отвечал хозяин, – а есть только толокно да гречневая каша.
– И на том спасибо! Давай-ка их сюда.
– А его милость что будет кушать? – спросила заботливо хозяйка, показывая на Юрия.
– Не хлопочи, тетка, – сказал Алексей, войдя в избу, – в этой кисе есть что перекусить. Вот тебе пирог да жареный гусь, поставь в печь… Послушайте-ка, добрые люди, – продолжал он, обращаясь к проезжим, – у кого из вас гнедой конь с длинной гривою?
– Это мой жеребец, – отвечал молчаливый незнакомец.
– Ой ли? Ну, брат, какой знатный конь! Жаль, если он себе на какой-нибудь рожон бок напорет! Ступай-ка скорей: он отвязался и бегает по двору.
Незнакомый вскочил и вышел поспешно из избы.
– Что это за пугало? Не знаешь ли, кто он? – спросил земский у хозяина.
– А бог весть кто! – отвечал хозяин. – Кажись, не наш брат крестьянин: не то купец, не то посадский…
– Откуда он едет?
– Господь его знает! Вишь, какой леший, слова не вымолвит!
– Да! у него лицо не миловидное, – заметил купец. – Под вечер я не хотел бы с ним в лесу повстречаться.
– А какой ражий детина! – примолвил стрелец. – Я таких богатырских плеч сродясь не видывал.
Между тем Алексей и Кирша сели за стол.
– Ну, брат, – сказал Алексей, – тесненько нам будет: на полатях лежат ребятишки, а по лавкам-то спать придется нам сидя.
– Молчи! Будет просторно, – шепнул Кирша, принимаясь есть толокно.
Купец, который не смел обременять вопросами Юрия, хотел воспользоваться случаем и поговорить вдоволь с его людьми. Дав время Алексею утолить первый голод, он спросил его: давно ли они из Москвы?
– Седьмой день, хозяин, – отвечал Алексей. – Словно волов гоним! День стоим, два едем. Вишь, какую погоду бог дает!
– А что, вы московские уроженцы?
– Как же! мы оба с барином природные москвичи.
– Так вы и при Гришке Отрепьеве жили в Москве?
– Вестимо, хозяин! Я был и в Кремле, как этот еретик, видя беду неминучую, прыгнул в окно. Да, видно, черт от него отступился: не кверху, а книзу полетел, проклятый!
– Ему бы поучиться летать у жены своей, Маринки, – сказал стрелец. – Говорят, будто б эта ведьма, когда приступили к царским палатам, при всех обернулась сорокою, да и порх в окно!.. Чему ж ты ухмыляешься? – продолжал он, обращаясь к купцу. – Чай, и до тебя этот слух дошел?
– Не всякому слуху верь, – сказал с важностию купец.
– Знаю, знаю! Вы люди грамотные, ничему не верите.
– Ученье свет, а неученье тьма, товарищ. Мало ли что глупый народ толкует! Так и надо всему верить? Ну, рассуди сам: как можно, чтоб Маринка обернулась сорокою? Ведь она родилась в Польше, а все ведьмы родом из Киева.
– Оно, кажись, и так, хозяин, – продолжал стрелец, почти убежденный этим доказательством, – однако ж вся Москва говорит об этом.
– Да она и теперь еще около Москвы летает, – сказал Кирша, положа на стол деревянную ложку, которою ел толокно.
– Неужели