Дело Кинг Тута. детектив. Сергей Долженко
жестом вынимая бланки из потрепанной кожаной папки. – Очередное самоубийство?
– Да, – сказал, позевывая, Пархоменко, и кивая на гладко отполированную биту в бурых пятнах, лежащую в ногах покойного, – причем, совершенное с особой жестокостью. Забил себя до смерти. Есть лишняя бумажка или газетка?
Баранников с вздохом вытащил чистый лист, расстелил аккуратно на асфальте. Присел.
– Вечная нищета. Клади.
– Связка ключей. Брелок овальный, с надписью BMW…
– Состоятельный клиент попался, а одет, как бомж.
– Пластиковый пропуск. Московская международная академия имени Бурденко. Во-как! Выписан на имя Михаила Юрьевича Кожинова…
Присвистнул.
– Доктор наук, заместитель ректора по научной работе. Держи. Бумажник на месте. Слушай, классный – с металлической биркой. Леарт… хер.
– «Learther», – прочитал грамотный Баранников. – Лондон. Классное портмоне. Двести евро стоит, не меньше.
– А еще говорят, наши ученые плохо живут. На зарплату в восемь тысяч деревянных такого не купишь.
– Может, задарил кто… – равнодушно пожал плечами невыспавшийся следователь. Убийство профессора ничего хорошего лично ему не обещало – место происшествия придется отрабатывать на пять с плюсом, да еще под пристальным оком Генпрокуратуры, которая непременно приберет дело в свои руки.
Пархоменко вытряхнул на бумагу содержимое портмоне.
– Деньги: двести долларов, три тысячи рублями, мелочь; визитки… Вот, его собственная. Адрес: 2-ая Брестская, 39… чуть-чуть не дошел. Угловой дом. Санек! – сунул в руки подбежавшему оперу. – Давай, дуй, на этот адрес… тащи родных, не будем же везти в морг, как неопознанного.
Прощупал внутренний карман куртки.
– Смотри, фотка имеется… Ух-ты, какая цыпочка!
На фоне огромной бурой песчаной горы, в которой с трудом угадывались очертание классической египетской пирамиды, стоял крепкий старичок в просторной белой рубахе и шортах. Редкие волосы крашены, дымчатые очки, победоносная заносчивая улыбка. И рядом тонким стебельком к нему прижимается девушка в джинсах и розовой полупрозрачной блузке. Вздернутый носик, широко расставленные спокойные глаза, изящный изгиб тонкой шеи, сережки в виде больших серебряных колец…
– Прямо, Нефертити какая-то, – с завистью вздохнул Пархоменко. – Мне бы такую… Но я не профессор. И за плечами у меня всего лишь Саратовская школа милиции.
– Не расстраивайся, – равнодушно сказал Баранников, глянув на подпись, что стремительным неровным почерком тянулась по диагонали на обороте фотографии: «Дед! Спа-си-бо! Все было так прикольно. Люблю. Твоя Жанна!» – Извращенец. Внучку к дедушке приревновал. Так что шансы у тебя есть.
Опера разбрелись по домам в поисках свидетелей, отъезжали одни машины, подкатывали к тротуару другие, все больше солидные иномарки, откуда выходили