Дальнее небо. Сергей Е. Динов
мог дважды наклеенный Чудотворец исчезнуть со стены. А оно вона как вышло. Просто и радостно.
Отоспался за эти дни Николай в тишине деревенской, парного молочка с фермы отпился, что Валентина приносила, и поехал в Петербург с чистой тихой радостью на душе, что и мать лишний раз проведал, да и к простому чуду отношение, какое – никакое, имел.
Бабушка Глафира теперь поклоны и крестное знамение каждый Божий день посылала иконке Николая Чудотворца, что в уголочке на полочке стояла, и к тому самому месту, где Святой ей одной являлся.
И так день-деньской подряд десяток – другой лет. Почти до ста. Такая простая радость старушке жизни прибавила. К сыну, в город на Неве отказалась она ехать. В деревенской тиши ко своему времени и упокоилась с миром душевным.
СПАС
Памяти Макара Большакова, Якова Пономарева, Баранова Василия и Петра (Baranoff Bazil, Вaranoff Pierrе, Mourmelon-le-Grand, France)[2].
станция Леонтьево, Калининская обл., 1975 г.
Дед Макар – вечный солдат и вечный каторжанин.
Горькая житуха за «колючкой» для Макара с Гражданской войны началась в СЛОНе.[2] Лагерь такой на Соловках, где при царе монастырь с монахами был. Новая власть монахов постреляла, трудовой лагерь для народа устроила, чтоб не забывали, значит, кто в стране Главный. Звезды на купола поставили. Но креститься пятью перстами по-новой не стали. Верили во всемирный «пролетарьят» и совхозную жизнь. Верили долго, лет семьдесят. Но не все.
После боев с Врангелем в Крыму, по случаю легкого ранения отлеживался героический боец Макарка в госпитале. Тут-то на него старший дружок и донес кому надо, за веселые байки про французиков, с которыми Макарка воевал у местечка Мурмелон во Франции. Так юнца Макара прям из медсанбата на Соловки и занесло. Не по нраву новой власти пришлось, что мальчишка за царя-батюшку во Французии воевал, хоть и супротив германцев. Раз воевал за царя, Веру и прошлое Отечество, значит, беляк, враг революции и новой страны Советов.
Макарке в ту пору шестнадцать годков от роду было. Пацан-пацаном. На Гражданскую за энти самые рабоче-крестьянские Советы Макар по доброй воле воевать пошел. Поверил мальчуган в «светлое завтра для всего трудового народа». А ему не поверили, стало быть, бывшему «беляку». Посадили. Потом, правда, через годик отпустили. Кому-то надо было воевать на лютом морозе с финским трудовым народом и отнимать у финнов кусок родины для нужд мировой революции.
С четвертой войны Макара на Севера отправили надолго. Двадцать с лишком лет он тяжкую зэковскую ламку «тянул». Пять лет рубил кайлом пещеру в вечной мерзлоте.[3] Шахту ледяную, с катакомбами. Для сохрана для всей страны Советов «стратегического запаса», стало быть, – тушенки и рыбы. Ледник такой зэки кайлом рубили для всех остальных советских людей, на случай атомной войны. Агроменная такая ледяная кишка-пещера вышла. Тысяч на сто загубленных душ потянула, никак не меньше. Все там, бедолаги, остались.
В 1920 году на Соловецких островах располагался лагерь принудительных работ. Один из первых исправительно-трудовых лагерей в России после революции. В 1923 году возникло новое карательное учреждение – Соловецкие лагеря особого назначения (СЛОН). В начале 1937 года лагеря были преобразованы в Соловецкую тюрьму особого назначения (СТОН).
В устье реки Колыма на острове Каменка находится гидробаза. «Недалеко от берега… покосившиеся ворота. Через которые попадаем в подземные катакомбы и лабиринты мерзлотника. Это сооружение было построено, расширялось и обслуживалось заключенными в период с 1937 по 1954 год. От основного тоннеля, вправо и влево ответвляются дополнительные проходы. Когда-то здесь хранилась рыба, выловленная заключенными в реке Колыме, чуть позже размещались «продовольственные стратегические запасы». На Колыме и на севере Чукотки подобных хранилищ не мало».
Из книги «Путями первопроходцев. Л.Свердлов, В.Чуков, «Наука и жизнь», Москва, 2009 г.