Фирман султана. Владимир Малик
сразу не понял, что случилось. Медленно поднимались невольники, охая и потирая бока. Абдурахман позеленел от страха, бледными губами шептал молитву.
И тут все вдруг ощутили, что корабль не так качает, как раньше.
– Братья; тонем! – раздался чей-то испуганный голос.
– Езус-Мария!.. – выдохнул Спыхальский.
Вновь поднялся неистовый крик. Абдурахман бросился к лестнице и быстрее полез вверх. Вскоре он вернулся с корабельным агой.
– Тихо! – гаркнул ага. – Чего разорались, бешеные ослы? Корабль не тонет! Слава Аллаху, паша Семестаф – да продлятся его годы – мастерски ввел его в тихую бухту, и мы здесь переждем бурю. Разобрать весла – и всем за работу! Надо отвести судно в безопасное место, там заночуем.
Гомон улегся. Сломанные весла выбросили. Невольники принялись за свою работу. Никто на них теперь не кричал, никто не избивал: всех подгоняло желание спастись от смерти. Даже Абдурахман вроде притих и только исподлобья зло оглядывал гребцов.
Снова ударил барабан, однако его глухие звуки уже не падали тяжелым камнем на сердце невольников, не вызывали ненависти и отвращения – казалось, они предвещали спасение.
Звенигора и Спыхальский тоже с силой налегли на весло. Собственно, тянул его один Спыхальский, – стонал, а тянул, чтоб не выбиться из размеренного темпа, чтоб не отстать от других. Арсен помогал ему очень слабо: в изувеченной спине каждое движение отдавалось такой болью, будто на обнаженные, кровоточащие мышцы бросали горячую золу.
Роман возился в своем углу с цепью.
Вдруг он тихонько вскрикнул:
– Братья, готово! – От радости голос его дрожал. – Гляньте, цепь порвана! Недаром мне ноги едва не оторвало… Такой ударище был!
Спыхальский от радости подскочил на скамье:
– Ха, холера ясна! Дождались! Арсен, брат!..
– Тсс! Спокойно, панове-братья, – прошептал Звенигора одними губами. – Роман, скорее берись за весло! Ни одним словом, ни одним движением нельзя вы дать себя! Сейчас надо быть особенно осторожными… Поговорим ночью!..
Не веря себе, Роман дрожащими пальцами еще раз ощупал разорванное звено цепи и взялся за весло.
За бортом корабля бесновался северный ветер.
5
«Черный дракон», почти неразличимый в ночной темноте, слегка покачивался на волнах небольшой тихой бухты, окаймленной с суши высокими холмами.
Казалось, весь корабль погружен в сон. Часовые – на корме и на носу судна – натянули поглубже башлыки, плотно закутались в длинные абы[2] и, примостившись в защищенных от ветра местах, спокойно дремали. В тесных и душных каютах храпели янычары. На нижней палубе время от времени позвякивали во сне кандалами невольники.
Не спали только Звенигора, Воинов и Спыхальский. Молча лежали впотьмах. Выжидали, пока на корабле все заснут.
Протяжный свист ветра и глухой рокот разбушевавшегося моря способствовали их замыслам.
Около полуночи Роман осторожно вытянул из кандалов
Аба – накидка, плащ (