Адмирал Михаил де Рюйтер. Владимир Шигин
учили крепко и быстро.
Наверно самым близким человеком для малолетнего юнги стал в это время на судне его невольный перевозчик негр Жан Компани (по другим источникам его звали Кан-Гуэ). Некогда увезенный работорговцами с родины, он затем принял христианство и, сумев каким-то образом освободиться, плавал теперь на судне стюардом капитана. Сердобольный Жан, жалея мальчугана, всегда старался приберечь для него лишний кусок, приободрить и приласкать. В ответ мальчишка платил ему своей преданностью. Два одиноких человека стали большими друзьями. И теперь, каждый из них не мог пробыть без другого и нескольких часов.
Иногда и Рюйтеру приходилось утешать своего черного друга, когда тот попадался под тяжелую руку капитана. Доверчивый и наивный Компани порой становился жертвой довольно жестоких матросских шуток. То кто-то, уловив момент, бросал в офицерский котел с чаем старый сапог, то подсовывал обсыпанные сахаром смоляные шарики в тесто, предназначенное для капитанских оладий. За все эти прегрешения приходилось держать ответ, конечно же, стюарду.
Первый рейс маленького Рюйтера был к африканскому острову Горею, что у берегов жаркой Сенегамбии.
В один из дней во время полного штиля, когда матросы, мучимые бездельем, слонялись без всякого дела, старый рулевой объявил, что готов предсказать каждому его судьбу. Первому, известному пьянице, он сразу же заметил, что тот еще выпьет больше бочек рому и пива, чем когда-либо набивал свои карманы звонкими шиллингами. Второму было сказано более туманно:
– В конце года ты спустишься с нока реи в самый глубокий интертрюм!
Когда же тот выразил недовольство по поводу непонимания столь заумных метафор, старик рулевой его мрачно успокоил:
– Не торопись, придет твое время, узнаешь!
Сидевшие тут же, Компани с Михаилом тоже изнывали от нетерпения узнать свое будущее. Наконец, корабельный вещун подозвал к себе негра. Поглядев на него, сказал:
– Ты не так прост, как кажешься. Сейчас ты пляшешь под чужую дудку, но минует лет двадцать, и уже под твою дудку станут плясать другие. На голове же твоей будет уже не просмоленная шляпа, а нечто иное, сверкающее, может быть даже корона!
Последняя фраза вызвала дружный хохот столпившихся вокруг матросов. Смеялся до слез даже стоявший несколько поодаль капитан. Затем он вытер платком глаза:
– А что ждет нашего бравого юнгу?
Пирс Mosselsteiger в порту Амстердама, 1673, Bakhuysen, Ludolf
Подозвав к себе Михаила, рулевой долго смотрел в его глаза, затем столь же внимательно и долго разглядывал ладони и лоб, наконец, заставил даже высунуть и показать свой язык. Помолчав немного, как бы раздумывая, рулевой обернулся к стоявшим рядом матросам:
– Дайте свайку!
Взяв ее в руки, он резко подкинул заточку в воздух, и та с силой вонзилась в палубную доску.
– Это добрый знак!
Затем старик послюнил палец и долго определял им направление почти отсутствующего ветра.
– Зюйд-зюйд-вест! – сказал он, наконец, – Это тоже очень