Динка. Динка прощается с детством (сборник). Валентина Осеева
у тебя… вся спина… – Динка безнадежно махнула рукой и снова заплакала.
– А что тебе моя спина? Это ведь другие били… а теперь ты руку приложи, – горько усмехнулся Ленька.
– Я пойду… – сказала Динка.
Но мальчик снова загородил ей дорогу:
– Переплачь, тогда и пойдешь. На-ко вот… гребень тебе купил, – неожиданно добавил он и, вытащив из кармана завернутый в бумажку железный гребешок, протянул девочке.
Но Динка оттолкнула его руку:
– Не надо мне ничего!
– Да бери уж!
– Не надо!
– Эх ты! – с укором сказал Ленька, держа в руке гребешок. – Я последние пять копеек заплатил… какую корзинищу одной торговке нес. Думал, обрадуешься ты, расчешешь свою гриву…
Динка бросила косой взгляд на гребешок.
– Не надо мне от тебя ничего, – повторила она.
– Ну, не надо так не надо, – сказал Ленька и сел на траву, обхватив руками колени. – Тогда и книжку свою бери, мне тоже не надо, – добавил он, поднимая обернутую в бумагу книжку. – Дала, теперь бери назад.
– Это не я дала, это Мышка, – не оборачиваясь, ответила Динка и медленно пошла по обрыву, но Ленька догнал ее.
– Бери гребень, тогда возьму книгу, – примирительно сказал он. – Тебе ведь купил, зленная какая!
– Я не зленная, а если ты меня прогонял и язвой ругался, то мне и гребня не надо.
– Прогонял… А зачем врала про себя? Я к тебе с хорошим, а ты ко мне с плохим. Я думал, ты хоть и маленькая девчонка, а дружбу понимаешь.
– Я ничего тебе плохого не сделала, я и не врала вовсе, а просто не сказала сразу, потому что ты только сирот жалеешь. А раз я не сирота, то и водиться со мной нечего! – сердито сказала Динка.
– Значит, и на утес не пойдешь?
– Домой пойду.
– Ну ладно, – грустно сказал Ленька. – Меня Митрич на субботу в город посылает. Рыбу он даст продать. Я думал, вместе с тобой поедем. Там на базаре карусели есть. Кто на лошади едет, а кто в санках. Один за другим крутятся вокруг столба. Видала ты их?
Динка покачала головой.
– Ну вот! – обрадовался Ленька. – Я бы покатал тебя. Мне Митрич десять копеек обещал за рыбу. А на каруселях, верно, недорого. Ты бы хоть одна покаталась, я не маленький.
У Динки захватило дух.
– Я бы поехала, – нерешительно сказала она, – но ведь мы уже раздружились.
– Да я больше не сержусь на тебя, – улыбнулся Ленька.
– А я сержусь! Зачем ты меня язвой обругал? Поклянись, что больше так никогда не скажешь! Тогда поеду!
– Да ну тебя! Еще клясться ей буду! – рассердился Ленька.
– Ну, тогда катайся сам на своих каруселях! – И Динка решительно двинулась вперед.
– Да погоди! Ну как я клясться буду? Чего хоть говорить-то? – расстроился Ленька.
– Как ругался, так и клянись.
– Язвой, что ли?
– Не язвой, а своим честным именем и гробом.
– Каким гробом?
– Своим, конечно.
– А где у меня свой гроб? – засмеялся