Динка. Динка прощается с детством (сборник). Валентина Осеева
и разнервничается без мамы, Динка и Мышка изо всех сил старались угодить ей. И теперь, сидя за столом, они усердно занимались. Алина, держа в руках учебник грамматики, прохаживалась по террасе и, подражая настоящей учительнице, медленно диктовала:
– «Румяной зарею покрылся восток…» Повторяю: «Румяной зарею…» Дина, слушай внимательно, как я говорю…
Динка, склонив набок всклокоченную голову, которой не помогал даже железный Ленькин гребень, старательно выписывала слова. В диктовках, которые писала Динка, было всегда два главных недостатка: у тех слов, которые почему-либо казались ей значительнее других, она ставила даже в середине фразы заглавные буквы и, кроме того, очень любила восклицательные знаки. Но сегодня Динка тщательно следила за собой, и Алина, заглянув к ней в тетрадку, сделала только одно замечание:
– Дина! У тебя написано «руманой зарею». Тебе же ясно слышно: румяной…
– Ой! – воскликнула вдруг Мышка. – Я вышла замуж за линейку!
Все три девочки засмеялись. Мышка редко делала ошибки, но по рассеянности часто переносила слова за линейку.
– Перепиши заново эту строчку, Мышка! И старайся быть внимательной! – сказала ей Алина.
Мышка начала переписывать строчку, но у калитки вдруг раздался громкий смех, и на дорожке появились Катя и Марина. Обе они были нарядные, разглаженные и причесанные как для театра, и это было как раз то время, когда люди уже входят в партер или в ложу и кладут на колени бинокль. Что же случилось?
– Мама! Почему вы вернулись? Забыли билеты?.. Почему ты смеешься, мамочка? – бросаясь навстречу, спрашивали дети.
– Да потому что… ха-ха-ха… один раз в кои-то веки выбрались, одевались, одевались… – хохоча до слез, пыталась объяснить Марина.
– Ну, скажи пожалуйста, всю дорогу хохочет, прямо неловко. Ну что тут смешного? Отменили «Живой труп» – и все! Вернули нам деньги, – сказала Катя.
– Одним словом, «як бидному жениться, то и ничь мала». Ну, бог с ними! Пойдем в другой раз! Зато посидим сегодня вместе на крылечке, – обнимая детей, сказала Марина.
Посидеть вечерком на крылечке, тесно прижавшись к маме, такой уютной, тесной кучкой, слушать тихий мамин голос, когда она что-нибудь рассказывает о папе, о том, как они жили раньше и какие они были маленькими… Обо всем, обо всем говорит с ними мама… Такие счастливые эти вечера на крылечке!
– Только не торопите маму, пусть она раньше поест, слышите, дети? – тихонько предупреждает сестер Алина.
– Конечно, конечно, пусть мама раньше поест, – соглашаются обе, но через несколько минут нетерпеливо спрашивают: – Ты хочешь есть, мамочка? Ты раньше попьешь чаю? Сказать Лине, мамочка?
– Нет-нет! Я ничего не хочу. Я только переоденусь, – отвечает мать.
Марина тоже любит эти вечера наедине со своими детьми; кроме того, она уже давно записала в маленькой книжечке разные пословицы, ей хочется разобрать их вместе с девочками.
– Ну, садитесь, – говорит она, – а я сейчас найду свою записную книжку.
– Садитесь, садитесь! – хлопочет Динка. –