Авиамодельный кружок при школе № 6 (сборник). Макс Фрай
как будто ничуть не волновало.
Много времени спустя, когда стихла метель и улеглась снежная пыль, мы собрались, чтобы обсудить увиденное.
Я сказал:
– Ничего хорошего из этого не выйдет. Для чего бы ей ни понадобился этот ребенок, уверен, он понадобился для злых дел.
– Все бы тебе каркать, – возразила мне белка, – может быть, она пощадила и взяла с собой этого мальчика потому, что у нее в сердце впервые шевельнулась любовь. Ты видел ее улыбку? Так улыбается мать над колыбелью.
Остальные загалдели, соглашаясь с белкой, – заяц, и олень, и синицы. Я решил было, что никто не разделит моих страхов, но тут заговорил лис:
– В сердце хозяйки льдов нет места для любви, – сказал он, и, услышав его голос, все остальные замолчали. – Я не уверен даже, что у нее вообще есть сердце. Мне кажется, ворон прав: надо ждать беды.
Желающих оспорить слова лиса не нашлось, но я видел, что многие не убеждены, просто не осмеливаются возразить.
Шли недели. Вопреки нашим страхам, день за днем не происходило ничего плохого. Напротив, холода пошли на убыль. Мы ждали суровых январских морозов – здесь, на самой границе ледяных пустошей, где даже летом лежал и не таял снег, в глухие зимние месяцы неизменно царствовала страшная стужа, заставлявшая все живое забиться поглубже в укрытие, оцепенело съежиться в комок и прижаться к себе подобным, бережно сохраняя остатки тепла до лучших времен.
Но в тот год мороз внезапно отступил. Стояли ясные, теплые дни. Словно в преддверии весны, в ветвях перекликались птицы, а по лесным полянам скакали разыгравшиеся зайцы. И ни разу с того самого дня, как мы видели ребенка, белая колесница не показывалась вблизи нашего леса.
– Ничего удивительного, – сказал мне лис. – Королева, должно быть, забавляется со своей новой игрушкой, позабыв на время о старых.
Белки, синицы и другие все громче уверяли друг друга в наступающих переменах к лучшему, твердя наперебой, что, по всему видать, настоящее живое дитя смягчило холодный нрав своей приемной матери.
Я слушал их болтовню, и мало-помалу собственные мрачные предчувствия начали казаться мне беспричинными. При ярком свете солнца, глядя, как тает снег на сосновых ветках, так легко было поверить в добрые вести!
Северная сторона леса, вплотную примыкавшая к бескрайним заснеженным равнинам, была мало пригодна для жизни. Землю здесь вымораживало ледяное дыхание пустошей, ветра дули сильнее и чаще, а бури нередко ломали деревья в яростных попытках сдвинуть границу между живыми и мертвыми землями дальше к югу. Сами деревья тут вырастали ниже, чем в других местах, кривыми, с узловатыми сучьями.
Один из таких сучьев я облюбовал для себя, чтобы сидеть на нем в погожие дни – а сейчас дни были сплошь погожими. Щурясь от солнца, я вглядывался в раскинувшиеся передо мной просторы, сияющие белизной. Где-то там, среди сугробов и торосов, стоял дворец хозяйки льдов. Сам я никогда его не видел: жители леса не заходили и не залетали на пустоши