Личный враг императора. Роман Злотников
дела, обзавидуются, глядя на ваши останки.
– Ты ничего не получишь! – рявкнул бывший кирасир, пытаясь отпрянуть в сторону. Выстрел, раздробленное колено Черного Маркиза багровеет от крови, нога подламывается, и он рушится на затоптанный пол.
– Как я уже говорил, замок пистонный, порох досыпать не надо. Стреляет мгновенно. Бью я без промаха. – Я развернулся, пнул ногой дверь. – У вас пять минут на раздумья. Провожать не надо.
И снова: шаг, еще шаг и… резкий прыжок с крыльца в сторону. Опешивший в первую секунду разбойный люд бросается к распахнутой двери, и в этот миг злобно рявкает наведенная Дунке пушка. Заряд картечи выкашивает себе дорогу от входа к лестнице на второй этаж.
– У вас есть пять минут. – Я невольно крещусь, прижимаюсь спиной к стене и облизываю пересохшие губы.
«Как там писал Киплинг: «Акела промахнулся»? Сейчас эти мерзавцы наверняка вспомнят, насколько дорога им никчемная их, бестолковая жизнь. Черный Маркиз, как бы вчера они его ни обожали, им уже не вожак – с такой раной, в лучшем случае при наличии умелого хирурга, останется калекой. Значит, куда проще расстаться с добычей, чем с головой. А Маркиз, ежели будет чем-то недоволен, станет мешать, скорее всего, просто отправится к праотцам. А может, и уже отправился.
Если расчет верен, сейчас все прояснится – момент истины! Ну же, сколько там, минута прошла, две?» Трубецкой для француза сейчас – существо легендарное, безжалостное, но часть этой легенды гласит, что он никогда не врет. И если сказал, что даст полдня форы, значит, так и есть. Хотя не врет – вовсе не означает, что говорит правду. Дорога здесь одна, и куда бы эти мерзавцы ни пошли, с одной стороны поджидают в засаде гусары ротмистра Чуева, с другой – спешит на подмогу крестьянское ополчение Афанасия Ильина. «Ну же! – Трубецкой закусил губу. – Четыре минуты, началась пятая».
– Эй! – послышалось из дома. – Не стреляйте! Мы выходим.
На заляпанные кровью ступеньки вылетело тело в мундире кирасирского лейтенанта. Раздробленное колено и… несколько штыковых ран. Черный Маркиз явно не понял, не уловил момент, когда перестал быть непререкаемым вождем своей банды. А дальше все, что стоит на пути к спасению, должно исчезнуть, будь он хоть сто раз маркиз и еще три раза герцог. Но торжествовать еще не время.
– Всем выйти и выстроиться перед крыльцом! Если с Александрой что-то случилось, считайте, что я вас обманул.
– Да жива она, ничего с ней не сталось! – кричит с порога рослый детина, должно быть, какой-нибудь очередной Зеленый Шевалье или Серо-Бурый Виконт.
Я подскакиваю к разбитому окну, стволом пистолета отбиваю несколько торчащих осколков, подтягиваюсь и заскакиваю в дом, стекло хрустит под ногами, лужи крови, несколько трупов, персидский ковер у лестницы кажется побуревшим. У первой ступеньки валяется сабля, еще совсем недавно висевшая на поясе Черного Маркиза. Должно быть, он еще пробовал сопротивляться, отстаивать свое место в стае.
Но к черту самозванца и к черту его