Дешёвый товар. Инна Тронина
вспомнил, как весело отплясывала в Останкинском ресторане толстуха с задубелой от лака укладкой и золотыми перстнями на пухлых пальцах, как пела она высоким, звенящим голосом: «Ой, не шей ты мне, матушка, красный сарафан!» Хоронили же её высохшую, как мумия – гроб почти ничего не весил…
– Ко мне обращаетесь? – переспросил Озирский.
Щурясь от солнца, которое к тому же отражалось в многочисленных лужах, он посмотрел на женщину. Та удивилась его красоте, а Андрея напугала бледность этого почти неживого лица. Молодая, лет тридцати, с тёмными кудрями под чёрным кружевом платка, в пальто и перчатках цвета воронова крыла, она смотрела на Озирского зелёно-карими мокрыми глазами. Женщина эта воплощала в себе все трагедии мира, и Андрей понял, что она совсем недавно кого-то тут схоронила. Наверное, ей стало плохо, и нужно как-то помочь.
– Да. Извините, пожалуйста, но мне нужна помощь. Я вижу, что вы сильный.
Женщина закусила губу, чтобы сделать подступившие слёзы.
– Вообще-то не слабый, – согласился Андрей.
Он перемахнул через чугунную резную оградку, напоминавшую решётку у Спаса-на-крови.
– Я к вашим услугам.
– Видите?
Женщина указала на два холмика за оградой. Один был свежий и маленький. С другого наполовину съехала розовая гранитная плита.
– Вчера ещё этого не было. Вандалы… Для них нет ничего святого. Крушат всё, что попадётся на пути. Способны осквернить даже могилку ребёнка…
– Просто вовремя не остановили этих вандалов, когда они крушили солдатские могилы.
Озирский подошёл поближе. С этой плитой он справиться мог – только нужно было выложить из карманов краску и кисточку, а также освободиться от вербных веток. Сделав это, Андрей натянул кожаные перчатки, наклонился, схватившись за два угла в торце плиты.
Он вдохнул запах мокрой земли, спрессованной гранитом, проверил, насколько туго движется плита. Найдя её положение оптимальным, Андрей одним рывком поставил плиту на место. Конечно, это стоило ему немалого усилия, но и впечатление произвело соответствующее.
– Невероятно!
Женщина слабо улыбнулась. Потом набрала воздух ртом – чтобы не заплакать.
– Благодарю вас. Простите, что побеспокоила. Вы же шли к своим родным…
– Погодите! – Андрей взглянул женщине прямо в глаза. – Вы, кажется, сказали – могилка ребёнка?
Он бросил быстрый взгляд на свежий холмик.
– Да, я принесла фотографию дочери. Хотела пока поместить здесь. Но теперь боюсь, что разорвут, испакостят. После похорон оставили игрушки, так все украли. На следующее утро я ни одной не нашла. А раз портрет не продать, так просто уничтожат. Поэтому я его отнесу домой.
– Как вас зовут?
Теперь Озирский не мог оставить безутешную мать одну. Она находилось в ужасном состоянии, и вполне могла решиться на суицид.
– Ия. Ия Пинская.
– Ни разу за всю жизнь я не встречал женщины