Без семьи и наследников. Инна Тронина
«ёжики». Пономарёв заметил это и подумал – может, мода такая.
Да чего так придавило? Не шевельнуться – будто камень в груди. Дышать трудно, и давление, конечно, подскочило. У него был дома тонометр со стетоскопом; чуть ли не каждый день измерял, контролировал. Надо бы проверить по возвращении, да лекарство принять…
– А меня Ольга спрашивает: «Ты чего обрилась, как в тюрьме? – тараторила одна из молодух. – Я ей толкую: «Парикмахерская сейчас по полсотни за стрижку берёт. Значит, я состоятельная, раз могу себе это позволить…»
– Состоятельные, наоборот, могут линию держать, а не раз на год болваниться, – заявила полная, ярко одетая дама, которая ехала рядом с Пономарёвым. – Комплексантки несчастные, лишь бы хвастаться!
Боком, по ходу автобуса, расположилась не старая ещё гражданка с острыми локтями и присохшим к позвоночнику животом. Чем-то она напоминала голодную чердачную кошку. Впрочем, женщина не комплексовала – напротив, считала себя очень стройной и пыталась привлечь внимание. У неё это очень долго не получалось, и нужно было придумать какой-то предлог.
– Садитесь, пожалуйста! – обратилась она мужчине лет сорока, который стоял рядом и читал книгу.
– Да что вы! Я ведь не старик, не инвалид, – изумился интеллигент в очках, с демократической бородкой.
– Не могу сидеть, когда мужчина стоит! – пролепетала худышка, вытаращив круглые глаза.
– Вы ставите меня в неудобное положение, – сообщил мужчина. – Пожалуйста, успокойтесь, мне скоро выходить.
Пономарёву стало совсем плохо. Он подумал, что это, наверное, от пива, которое он выпил около получаса назад в компании двух приятелей. С одним из них познакомился у ларька, неподалёку от дома. Тот сказал, что здесь не пиво, а ослиная моча трехнедельной давности. Пусть Григорий Тимофеевич придёт в субботу к нему в гости и отведает настоящего, баварского.
Мужик назвал себя Петей Куделиным. Он был очень внимательным, не зелёным – лет пятидесяти с лишним. Пономарёв, устав от квартирного одиночества, обрадовался появлению друга – тем более, с баварским пивом. Пивко-то, надо сказать, было неплохое, правда, с каким-то странным привкусом. Но Пономарёв не знал, какое оно, баварское, должно быть. Лучше, чем в ларьке, и на том, как говорится, спасибо…
Перед глазами вдруг стало черно. Дыхание резко перехватило. Пономарёв непроизвольно открыл рот и стал ловить им воздух, понимая, что ещё немного – и наступит конец. Жужжание голосов в салоне автобуса долетало будто бы издалека и становилось всё более невнятным. Пономарёв хотел расстегнуть ворот, но руки не слушались. Страха пока не было – только удивление. Да что же со мной? Неужели так перегрелся? К пиву ещё раки были – крупные, вкусные. Давно так хорошо не сидел с приятелями…
Второй мужик, которого Куделин представил как Анатолия, вдруг, спьяну, наверное, локтём перевернул прибор с солонкой и перечницей. Григорий Тимофеевич несколько раз чихнул, по медицинской привычке закрыл лицо чистейшим