Вчера и завтра. Екатерина Полянская
тихое, почти безлюдное, старое. Голос священника возносился и летел, как парусник на гребне волны.
…С кладбища Даша шла под руку с мамой и Инессой. День был жаркий, пухлые облака неподвижно висели в небе. Звонил колокол кладбищенской часовни. За спиной осталась могила, засыпанная венками – «От скорбящих друзей», «Покойся с миром», «Скорбим и помним». Потом нужно будет поставить памятник, а пока рабочие на скорую руку установили крест с прибитой табличкой: имя и годы жизни. «Вот так, – думала Даша, – живешь-живешь, а потом раз – и табличка…» Мысли были спокойными и сухими, наверное, от черной усталости.
Несси сделала все на славу, и похороны, и поминки были организованы, действительно, по первому разряду. В квартире Ларских вдруг сразу оказалось очень много людей, одетых в черное. Был накрыт стол; Даша уселась во главе его и оглядела присутствующих. Родители Ники не смогли прилететь на похороны, они жили в Канаде, им пришлось позвонить, это сделала мама. Софья Станиславовна вообще старалась не отходить от дочери все эти дни, делая за нее все, что Даша сама просто не смогла бы сделать. Говорить речь было выше ее сил. Больше всего хотелось уйти в спальню, запереться и лежать, пока не иссякнешь; но приходилось терпеть светскую пытку. Ники умер, а она осталась жить. Зачем? Чтобы сидеть за столом, вспоминая мужа, пить водку и закусывать салатом? Чтобы принимать соболезнования от полузнакомых людей?
Ну, положим, некоторых Даша неплохо знала. Например, партнера Ники, Владимира Сергеева, который все пытался выразить ей сочувствие, но путался в словах. Вообще здесь было очень много сотрудников фирмы «Метрополия»: Николая на работе любили, он был хорошим руководителем. Даже некоторые клиенты пришли, хотя Даша слабо представляла, что они делают на поминках: у некоторых были такие лица, будто они попали на бесплатный фуршет. Бывает подобная категория людей, и видеть их в такой день было странно и гадко… Но не все же такие! Один из этих полузнакомых людей, представившийся Егором Квасневским, тоже подошел к Даше, аристократично поцеловал ей руку и выразил вдове соболезнования – сначала в официальной формулировке, а потом несколькими короткими фразами, которые не задержались у Дарьи в голове, но странным образом немного успокоили. Мама все время была рядом, Полина Геннадьевна, с посеревшим от горя лицом, тем не менее, четко выполняла свои обязанности, подавала на стол еду и напитки. К счастью, не было никаких провинциальных дальних родственников, которые могли бы по-быстрому напиться и упасть лицом в салат: такого фарса Даша бы не перенесла. Она сидела, мучилась и гадала, когда все кончится.
Наконец, она шепнула на ухо маме, что больше не может, и та отвела ее в спальню. Даша сбросила черное платье и без сил повалилась на кровать. Софья Станиславовна укутала ее пледом и, повинуясь слабой просьбе, оставила одну.
До этого момента Даша была чем-то занята. Нужно было что-то делать, куда-то идти, зачем-то