Вчера и завтра. Екатерина Полянская
не подумала.
– Очень мало, избранные. А вот этот отрывок из Есенина висел у нее над столом много лет. – И Даша процитировала:
– «Счастье, – говорил он,
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым —
Самое высшее в мире искусство».
– Ловкость ума и рук – это про Инессу, точно. – Сашка засмеялась и покачала головой. – Ладно, Бог с ней и с ее любимыми стихами. Только не бери ее способ на вооружение, пожалуйста.
– Я об этом думала, – улыбнулась Даша.
– Это не твое.
Дарья не стала бы так безоговорочно это утверждать, но промолчала. В конце концов, у каждого свой способ бежать от невыносимой тоски. Пока что у нее не получится спокойно улыбаться, когда душа рвется на части. Пока получится только одно: раствориться в повседневности и надеяться, что боль утихнет. Может быть. Когда-нибудь.
Глава 10
Август подходил к концу, и утра стали прохладными. Выходя из машины, Даша поежилась: скоро придется влезать в теплые свитера и ботинки на меху, и вообще, так до Нового года недалеко. Раньше, когда она была моложе, время текло медленнее. Опять свойства времени: то неделя укладывается за секунду, то наоборот – секунда становится неделей.
– Это все индивидуально, – утверждала Саша. – Для меня время летит, как бешеное.
А для Дарьи последние недели стали чем-то вроде одиночного заключения в четком расписании, которое она оставила для себя сама. Ни шагу в сторону, все четко расписано и регламентировано: утром встать, привести себя в порядок, поесть, иначе Полина Геннадьевна обидится. Потом приехать в магазин и работать, работать, работать… пока Сашка не выгонит ее, или не вытащит куда-то – что случалось достаточно редко, все-таки у подруги муж и маленькая дочь, требующие внимания. Инесса была вся в каких-то своих заботах: после смерти Николая дела в «Метрополии» шли, судя по всему, не блестяще. Несси уверяла Дашу, что у них просто временные трудности, и действительно – к началу сентября Инесса перестала выглядеть как раб с рудников, видимо, дела в конторе наладились. Но из-за обилия дел Дарья виделась с Инессой не так часто, как хотелось бы.
Софья Станиславовна вернулась от олигарха, провела с дочерью неделю, заставляя ее каждый день что-то делать помимо работы, а потом укатила обратно во Владивосток, к мужу.
Впрочем, Дашу это почти устраивало. Ей хотелось побыть в одиночестве, но она не хотела быть одна; и Даша уходила гулять – по паркам, по Бульварному кольцу, по шумным центральным улицам. Она пила кофе в маленьких кафе, которые непременно отыскивались на задворках, иногда поднимала с земли первые золотистые листья, и с каждым шагом ощущала,