Жила-была девочка…. Антонина Александровна Каримова
Анна с восковым, без кровинки, личиком сидит, как неживая, на стульчике. Так, на стульчике, отец и перенес ее, легонькую, в лодку, поставил стульчик с ней и поплыл домой.
А через неделю угасла Анна.
Хрупкого телосложения, выросшая среди четырех братьев, оберегаемая всеми от тяжелого крестьянского труда… То ли надорвалась, то ли из-за того, что как-то на сенокосе Василий обломком жерди по спине ее полоснул. Известно: муж любит жену здоровую…
Бедная Аннушка… Я постараюсь быть счастливой и за тебя. Пытаюсь представить ее лицо. Но даже фотографии нет.
– Да ты и вправду похожа на нее, – говорит мама, всматриваясь в мое лицо.
– А что Василий? – спрашиваю дальше.
А Василий посватался к старшей маминой сестре Ирине. Наслышанная об Анне, не хотела Ирина идти за него, да не посмела ослушаться родителей. Четыре раза она сбегала, уходила от Василия лесом вместе со своей коровой – своим приданым. И четыре раза тот возвращал ее назад. И некому было защитить Ирину.
И родители, как чужие, стояли холодной стеной. Позором считалось возвращение дочери в родительский дом от живого мужа. Смирилась тетушка Ирина со своей долей и прожила век с этим дремучим, нелюдимым немтырем, охотником, не нажив от него ни детей, ни радости…
Васька
Август. Каникулы. Гляжу в окно: в нашем огороде, расположенном над крутым обрывом реки, бродит молодой соседский козел Васька.
– Смотри, – говорю маме, – козел в огороде.
– Возьми рукавицы, нарви крапивы, да выгони, – просит она, – а то всю картошку в земле провизит ведь – продырявит насквозь острыми копытцами.
С крапивным пучком подбираюсь по бороздам к козлу и стегаю его по морде. Тот, принюхавшись, с аппетитом стал жевать крапиву прямо из рук. Всю съел.
Возвращаюсь ни с чем.
– Возьми, да повесь его за рога на жердь изгороди, – советует мама.
– А ты думаешь, получится? Он же тяжелый.
– Попробуй.
Снова иду в огород, подзываю:
– Вася, Вася…
Угостившееся крапивой, ничего не подозревающее животное подходит ко мне. Взяв его за рог, веду к изгороди, приподнимаю за голову и цепляю рогами, как крючьями, за жердь. Васька стоит на задних ногах, ерзая-скользя по жерди рогами. Выходя из огорода, оглядываюсь: козел, как ни в чем не бывало, бродит по огороду, объедая зеленую картофельную ботву.
– Спихни его с берега под слуду, – предлагает предводительница-родительница.
Так и делаю. Васька, раз или два перевернувшись через голову, стоит внизу под обрывом. Встав на коленки и протянув вниз руку, зову с берега:
– Вася, Вася…
Что вы думаете? Карабкается наверх, поскальзываясь, обрушивая песчаный склон, и встает доверчиво передо мной. Пусть обрету репутацию садистки, но, схватив его за рога и вытащив наверх, повторно толкаю вниз. То ли Васька решил, что я играю с ним, но и во второй, и в третий раз он взбирается ко мне. Вот уж, действительно, горное животное. Устав его вытаскивать на берег (все же мы, пожалуй, равной весовой категории),