Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви. 2012—2016. Мария Говорухина
ее я не могу.
Борис: Да. Письма писал тогда. Давно это было.
Валентина: Ты что, тетя, все в порядке, все хорошо, не плачь, не плачь.
Серафима: Почему погиб, почему? (Плача, уходит в другую комнату)
Ангелина Ивановна: Ой, дети, что ж это такое? На старости лет страдать? Как же мы теперь все жить будем? Знать ты должна, как мы тебя любим. Напрасно я все это затеяла. Напрасно. Какие сны, какие иллюзии, от них только горечь. Иллюзии из сердца гнать надо, а не взращивать. Каленым железом обман из сердца. Спится лучше и живется легче. Каленым железом.
Ирина: Сколько ж людей покалечилось из-за этой борьбы с иллюзиями. Нет, мама, любовь – это иллюзии, она живет иллюзиями, ими живет.
Ангелина Ивановна: Нет, детка, это все твои поэты, а жизнь она такая трезвая, такая безжалостная, такая одинокая, обман в отношениях с ней невозможен, от этого только физическая или душевная боль. Каленым железом иллюзии, и сны туда же. Внутри себя знала ведь, что не то, нельзя, не так, но поверила. В лучшее поверила, что так лучше, решила. А оно вот как повернулась и опять. Ой, несчастная у нас Серафима. Ой, несчастная. Ой, как же ты эту жизнь прожила, как же ты намаялась.
Валентина: Мама, не надо, успокойся, нормально все. Все нормально. Знаешь, Борис, наша семья увидела войну с одной стороны – женской. Андрей не вернулся, а папа практически ничего не рассказывал, мы были очень маленькие, когда он умер. Только когда вернулся, не мог спать ночами, бродил по дому, Серафима просыпалась и тихонько плакала. Так, мама, дело было?
Ангелина Ивановна: Так. Как мы наказаны этой войной. Какое жуткое и страшное наказание. И как долго оно длится. Фашистское зверье, что же они натворили. Поверь мне, внучок, фашизм очень легко проникает в сердце, им легко заразиться. Много людей под страшные знамена вставали.
Валентина: Он порой долго не заметен, и заразиться легко, если нет прививки, только в больницах такие прививки не ставят. Она откуда-то свыше дается. У тебя она если и была, то не сработала. Борька, Борька.
Ангелина Ивановна: Как же мы все надеялись, что он вернется.
Ирина: У него был хороший командир, когда они стали падать духом – дни войны были разные – его командир приказал всем чистить одежду так, чтоб блестела. Когда Андрюше было плохо, он вытаскивал фотографию Симы и фотографию его класса. Андрей на фронте постоянно стихи Пушкина читал. Они его поддерживали.
Валентина: Знаешь, что эти скоты, убийцы, враги, гады, в войну делали? Я расскажу, мама. Он не маленький. А то ему видно раньше казалось, что это так люди гуляли по полям четыре года.
Ирина: Не передергивай. Не показалось ему так.
Валентина: А ты за него не отвечай. Так вот, они в болотах трупами дороги выкладывали, а потом по ним ездили. То, что ты письма забрал, это нам привет от таких, как они. А Ирина, увидев тебя, не смогла тебя после большого перерыва осудить, сердце у нее мягкое, всепрощающее. А то, что ты про дядю Андрея много прочитал и знаешь, то молодец, не напрасно, значит, тебе в детстве о нем рассказывали.