О нем и о бабочках. Дмитрий Липскеров
он тоже поцеловал девочку в край губ, она этого не заметила, он еще и еще целовал ее, пока Алиска вдруг не поняла, что гномик вновь подрос, толчками рвался из ладони и что ростом он оказался вдвое выше, чем когда она его нашла на печи, а кукольная одежда лопнула по всем швам окончательно и упала на пол.
Девочка поставила Эжена на стол и поняла, что, еще недавно будучи мальчиком-с-пальчик, он вырос с литровую банку и стоял сейчас возле нее, уперев руки в бока, показывая свою наготу без стеснения. Алиска засмущалась, так как взгляд ее так и притягивало то место, которое отличает мальчика от девочки. Она впервые ощутила в себе некую тонкую настройку, превращающую любопытную девочку в чувственную девушку. Зардевшись, она с неохотой перевела взгляд на лицо Эжена и отметила его привлекательность… Здесь в мозгу девочки защитной стеной вспыхнуло воспоминание о посещении ради любопытства единственного в Судогде магазина для взрослых «О», который оставил в ней мерзкое, до оскомины, чувство какой-то особенной грязи… Алиска вдруг подумала, что искушается той самой нечистотой, глядя на голого Эжена, перекрестилась и заявила:
– Будешь расти, я тебя выброшу!
– На все воля Божья! – развел руками выросший гномик.
В сенях заскрипели двери, и девочка поняла, что из Степачево бабка вернулась.
– Я тебя спрячу, а Ксении скажу, что ты сбежал.
– Поступай как знаешь, – согласился Эжен.
Она замаскировала его в кровати под одеялом и перед тем, как побежать навстречу бабушке, приподняла краешек, еще раз предупредив:
– Не шуми здесь! И не расти, пожалуйста!
Он лежал, утомленный случайными ласками, и, вдыхая Алискин запах, забытый ею на простынях, чувствовал себя опьяненным и почти довольным. Эжен перестал думать о том, кто он, как попал в деревенский дом и зачем ему здесь выпало очутиться. Он ощущал себя новорожденным и одновременно зрелым, так как здраво рассуждал, а растущего тела своего не знал. Совершенно не исследованное, оно развивалось по собственным законам стремительно, будто жизнь его будет состоять из одного зимнего дня. Спрятанный от белого света теплым одеялом, он ощупывал свои анатомические части и познавал их, как тактильно, так и чувственно, будто целую вечность прожил парализованным и нечувствительным, а сейчас вдруг все мертвое ожило и живое ощущало радость Воскресения.
– А где твой Марфик? – полюбопытствовала бабка, пока девочка раскладывала покупки по местам.
– Смурфик… Смурфик исчез! – Алиска натурально заплакала, будто горе и взаправду пришло. – Всюду искала, а его, а он… – она даже взрыднула мастерски: – А он убежал!
– Может, в щель завалился? – предположила Ксения. – Или в подпол провалился?
– Всюду смотрела, повсюду искала! – рыдала Алиска.
– Не реви! Да хрен бы с ним! Экое позорище – с абортиком неизвестным жить! И гадить не будет где ни попадя!
– Жалко-о-о! – провыла девочка.
– Жалко у пчелки.
– У нас даже кошки нет!
– Потому что нет мышей! Завтра